надо всё же выложить продолжение. не люблю незавершонность.

[Natella]

Что Я Без Тебя?
Автор: lakomka
Рейтинг: RG-13
Пейринг: Ренесми Каллен / Дэниэл Дэвис (мальчик из "Снежной Королевы" и "Без Тебя Нет Меня"), Белла/Эдвард, Розали/Эммет, Джейкоб/Леа
Описание: продолжение истории Ренесми и Дэниэла, спустя год после финала "Без тебя нет меня".
Дисклеймер: все герои принадлежат С. Майер, кроме тех, которые придумала я. Горжусь, что Дэниэл мой
Статус: в процессе
От автора: это продолжение - подарок всем тем, кому не хватило подробностей отношений Дэни и Несс в финале "БТНМ". Но моя сумасшедшая фантазия не могла позволить мне написать обычную розовую жвачку, так что, наших героев ждут испытания, которые могут или разлучить их навсегда или сделать их любовь еще крепче.
Ренесми и Дэниэл twilightrussia.ru/forum/38-332-1
ДА... и У МЕНЯ ЕСТЬ РАЗРЕШЕНИЕ

Глава 40. Все позади

Ожидание всегда томительно и даже мучительно. Ждешь, ждешь, а секунды, словно в насмешку, замедляют свой бег, увеличивая время до заветного мгновения, и, кажется, что ты больше не в силах терпеть ни минуты. Но терпишь. И снова ждешь, ждешь.
Я ждала, пока экзаменаторы закончат по очереди испытывать студентов, и объявят, наконец, оценки. Оценки за мой финальный экзамен – пропуск обратно в Кембервелл. Я отдавала себе отчет в том, что сегодня я была далека от блестящего выступления на предыдущих дисциплинах, и поэтому переживала не на шутку. Ходила взад и вперед, прислонялась к холодной мраморной стене коридора, снова ходила, переминалась с ноги на ногу, кусала губы и ногти. Волнение было повсеместным и каким-то порывистым. Я волновалась по стольким поводам, что мой мозг то и дело перескакивал с одной волны волнений на другую, толком не успевая перестроиться и внося еще большую неразбериху в мои чувства.
Волнение за результат экзамена было самым естественным. Самым объяснимым и понятным. Сдала или нет. Вылетаю из колледжа или нет. Иду 1 сентября в свой класс или нет. Два пути один вариант. Я волновалась за него, но в глубине души знала, что почти наверняка могу сказать «да» всем предложенным перспективам. И только из-за легкого суеверного страха не говорила «гоп, пока не перепрыгнула».
Волнение за Алека и наш вчерашний вечер на теплоходе было таким же естественным и объяснимым, но куда менее понятным. Вчера закончилось, мягко сказать, по дурацки. После несостоявшегося поцелуя, мы оба чувствовали себя не в своей тарелке и остаток времени на теплоходе, да и потом в машине, когда Алек отвозил меня домой, провели скованно. Ну, то есть, мы преувеличенно оживленно болтали о самых глупых вещах на свете и даже планировали будущую встречу, но веселость была такой наигранной, что расстроило меня куда больше, чем я могла ожидать. В один миг я вдруг снова почувствовала себя потерянной и одинокой среди людей, в обществе которых я не могу быть откровенной, в обществе которых я не могу быть сама собой. А я так не хотела этого. Потерять Алека сейчас я просто не могла.
Поцелуй.
Поправочка, недопоцелуй. Смешение дыхания, но даже не прикосновение. Как такая, в сущности, мелочь, может так испоганить отношения? Внести в них недосказанность, нервозность, напряжение?
Теперь я уже не могла считать Алека просто другом. Когда ты почти целуешь кого-то – это уже не дружба, чтобы там ни говорили поборники свободных отношений. Поцелуй – это ступень влево. Влево от нормальных, теплых, понятных и правильных приятельских отношений, которые уже почти 100% не удастся вернуть. Ну, невозможно думать о ком-то по-прежнему, когда ты едва не поцеловала его! Едва ваше дыхание не стало одним, а твои мелкие микробчики в слюне не подружились с его. Невозможно. По крайней мере, для меня. Этот почти поцелуй изменил все. Изменил будущие разговоры, встречи и ощущения. И восприятие друг друга. Мы одним неверным движением перечеркнули черту, и возвращались с прогулки на теплоходе не заклятыми друзьями (уже не заклятые враги, но еще не верные друзья), а кем-то другим. И меня это волновало. Руку могу дать на отсечение, что Алека это волновало тоже. Пусть даже самую капельку.
Был еще один повод для волнения. Естественно! Чертов Дэниэл, мысли о котором ядом разъедали меня изнутри. Разумеется, когда я пришла домой, семейный совет был на повестке дня. В лучших традициях семьи Каллен, он был созван в большом зале и был призван найти решение большой проблемы. Приятное разнообразие заключалось только в том, что на этот раз главной виновницей совета была не я. Ну, по крайней мере, не так явственно я и не одна я.
- Он сделал это, - тонким звонким голосом приветствовала меня Элис, едва я вошла в дом. - Я раньше не понимала, почему вдруг будущее Вольтури так странно исказилось, но теперь все стало на свои места. Я не представляю, каким по силе должен быть его дар, но то, что он смог сделать с памятью Вольтури – это невероятно…
- Невероятно круто! – сказал Эммет. – Вы представьте его силу!
- Ты лучше представь, что он может сделать с тобой, если щит Беллы не будет защищать нас! – холодно осадил его папа. – Если ему вздумается, он может сделать так, что ты забудешь, что любил Роуз. Как тебе такая перспектива?
- Ты все усложняешь! – отмахнулся Эммет, но уже не так уверенно, и тут же притянул стоящую неподалеку Розали в свои объятия. – К тому же, как ты сам сказал, у нас есть Белла.
- Если все то, что мы предполагаем – правда, и он действительно способен даже Вольтури с их мощной охраной заставить поверить в небылицы, я не уверена, что смогу противостоять ему… Раньше, когда он пробовал свой дар на мне, он не был таким… Таким сильным.
- Я думаю, человеческая кровь в полной мере смогла раскрыть его дар, - задумчиво и тихо сказал Карлайл.
Человеческая кровь…
Я не смогла сдержать вздох отвращения, вспомнив тот самый последний поцелуй, когда Дэниэл с силой вталкивал в мой рот свой язык и прижимал губы, буквально пропитанные чужой кровью, к моим губам. Это было мерзко. Отвратительно. И до ужаса пошло. И мне даже сейчас, спустя месяцы, захотелось пойти в ванную и промыть рот. Но вместо этого я только сглотнула образовавшийся ком в горле и пробормотала:
- По крайней мере, теперь мы точно знаем, что Вольтури не будут преследовать нас.
- По крайней мере, теперь мы точно знаем, что Вольтури не будут преследовать нас из-за того случая, - язвительно заметила Розали. – А вот то, что их любимый мучитель Алек вдруг переметнулся на сторону девочки-вегетарианки из враждебного клана, может вполне настроить их против нас снова.
- С каких это пор мы боялись того, что будут делать Вольтури? – внезапно вступилась за меня мама. – Кажется, мы всегда думали в первую очередь друг о друге. Или ты забыла, как была готова умереть за Ренесми, когда она родилась, только бы спасти ее?
Розали поджала губы, а я благодарно посмотрела на маму.
Больше за весь вечер не было произнесено ни одного слова о Дэниэле, но это имя будто впилось во все предметы вокруг: в стены, потолок, ковры и портьеры, так что даже уйдя в свою спальню, купаясь, засыпая и даже просыпаясь утром, чтобы идти на экзамен, я не могла отделаться от привкуса его имени на языке.
Яд, не иначе. И я в этом в очередной раз убедилась.
Учитывая все это, совершенно очевидно, что в колледж я пришла в совершенно разобранном состоянии. Мысли витали где-то в туманных прериях, мозг не желал сосредотачиваться, а язык путался и лепетал что-то невнятное…
Я вздохнула и обвела взглядом коридор, где помимо меня находились еще четыре студента, ожидающие окончания экзамена и объявления результатов. Я закусила губу. Интересно, я выгляжу так же обеспокоено, как и они?
Откинув голову так, что затылок уперся в стену, я снова начала порывистое плавание в море своих мыслей.
Если в итоге я провалю экзамен, я… Собственно, я что? Никогда не прощу Дэниэла? Возненавижу его еще больше? Да он и так уже проклят на миллионы лет вперед и ему абсолютно наплевать на это! Или я сойду с ума? Или, наконец, научусь думать своей головой, а не поддаваться сиюминутным эмоциям! Может быть, тогда в моей жизни все станет просто и упорядоченно. Вот как на полках в кабинете у Карлайла: книжка к книжке, стопочка к стопочке, стеллаж к стеллажу…
Когда дверь кабинета, где проходил экзамен, с глухим скрипом открылась, я едва не подскочила на месте. Но тут же постаралась взять себя в руки и невозмутимо вошла в класс. Будто нарочно заставляя нас изнывать от нетерпения, мистер Дженкинс, мой преподаватель по Основам цветоведения, увлеченно перекладывал бумаги у себя на столе с таким видом, будто сейчас это было чрезвычайно важное дело государственной важности. И когда я готова была уже подбежать и выхватить у него эти листки и потребовать своей оценки, он внезапно сел, деловито поправил очки, сидящие на кончике пухлого носа и начал говорить:
- Вы понимаете, что сегодня для вас решается вопрос о том, вернетесь ли вы в коллеж со своим классом через две недели или двери Кембервелла закроются для вас, возможно навсегда, - торжественно сказал он. – И я рад, что именно мой предмет – та самая последняя преграда на вашем пути, ведущем обратно к знаниям. Я, не скрою, ожидал от некоторых из вас больше, чем вы смогли показать сегодня, но все же, в целом, результаты не могут не радовать, - с этими словами он положил прямо перед собой невысокую стопочку зачеток, и открывая каждую из них, начала зачитывать: Тара Коллинз – удовлетворительно. Том Донован – хорошо. Сэмьюэл Уитфорд – отлично. Сара Полли – хорошо. Ренесми Каллен - … - я затаила дыхание. – Хорошо. Джеф Сантини – удовлетворительно…
Я не слышала последних оценок. Не видела довольных лиц вокруг. Но я вдруг почувствовала такое облегчение, такое теплое и радостное нечто внутри себя, что поняла – возвращения к темноте не будет. Колледж не даст мне пропасть, потому что тут есть друзья и краски, и я никогда больше не подведу ни тех, ни других.
Я не позвонила Эдварду, как это обычно бывало после экзамена. Но я набрала Беллу, с улыбкой на губах слушая ее поздравления, сочившиеся искренней радостью и гордостью. Я не планировала сразу возвращаться домой. Сегодня я должна была еще встретиться с Суви и пойти на выступление уличных танцоров, как мы и договаривались в день примирения, но она запаздывала, поэтому я уселась на лавочке во дворике колледжа и просто улыбалась. Несмотря на то, что сегодня было пасмурно, а ночью и вовсе прошел дождь, воздух был теплым и мягким, а ветер лишь легонько шевелил листики на деревьях и мои волосы.
- Поздравляю! – голос Алека возник будто бы из ниоткуда. Сначала я даже подумала, что он – плод моей буйной фантазии, в очередной раз зацепившейся за вчерашний вечер, но в следующее мгновение живой и реальный Алек уселся на лавочке рядом со мной, протягивая брикет мороженого.
- Как ты узнал? – отходя от удивления и снова чувствуя странное волнение, теплым густым медом расплывающееся внутри, робко спросила я. На моих губах появилась легкая улыбка, даже несмотря на то, что я все еще чувствовала себя не в свое тарелке после вчерашнего вечера.
- Я знал это еще вчера, - он подмигнул мне. – Хотя, думаю, гораздо раньше…
Я непонимающе посмотрела на него, вопросительно приподняв брови.
- Ой, ну брось играть в эти игры, Ренесми! – воскликнул он. – Неужели ты всерьез думала, что не сможешь сдать эти дурацкие экзамены?
- Они не были дурацкими! – возмутилась я. – Большинство их них очень сложные и очень важные.
- Нисколечки в этом не сомневаюсь, - согласился Алек. – Просто… Мне кажется, глупо было тебе волноваться так уж сильно. Любому понятно, что голова у тебя на месте. Ты не могла не сдать, - увидев мое скептическое лицо, Алек протянул руку и взъерошил мои волосы. – И нечего дуться, жуй мороженое.
Несколько секунд я смотрела на брикет, который все еще сжимал в руке Алек, размышляя, стоит или не стоит отказываться, но потом здравый смысл возобладал, и я взяла мороженое. В свое оправдание могу сказать только одно - оно было уж очень вкусным. Итальянским с мелкой шоколадной крошкой.
- Как обстановка дома?
Я скорчила рожицу, за обе щеки уплетая мороженое. Говорить о семье у меня не было никакого желания. Тем более с Алеком. Но то, что он, как ни в чем не бывало, начал разговор, обрадовало меня. Довольная, что напряжение от вчерашнего инцидента с неудавшимся поцелуем, наконец, прошло, я принялась красочно описывать Алеку свои впечатления от экзамена.
- Какая прелесть, - протянул он, когда я замолчала на мгновение.
- Мороженое?
- Нет, ты, - улыбаясь, ответил он. - Совершенно ясно, что я прощен.
- Послушай, Алек, мне нечего тебе прощать, - со вздохом ответила я, облизывая сладкие губы. - Серьезно.
- Значит, ты не будешь возражать, если это снова случиться?
- Я зареклась кататься на теплоходах по Темзе, - парировала я, хотя пульс стал учащеннее.
- Ты прекрасно поняла, что я хотел сказать, - сказал он. - Так ты будешь возражать, Ренесми?
- Если ты имеешь в виду поцелуй, то да, буду, - честно ответила я, проглатывая последние кусочки вафельного стаканчика. Раз уж Алек такой нетерпеливый, я готова играть по его правилам. - Я не готова к этому. И я никогда ничего такого тебе не обещала. Я здесь потому, что думала, что мы можем дружить, а никак не восполнять твои пробелы в сексуальном общении с полувампирами.
- Что плохого в поцелуе, если двое хотят его?
Я хотела в очередной раз сыронизировать по поводу самоуверенности некоторых особей, но не стала. Вместо этого я откровенно призналась:
- Это может быть неплохо, но крайне непрактично. Я не хочу портить наши отношения, Алек.
- Никогда бы не подумал, что ты – мисс Практичность.
- Ну, не всегда выходит, - погрустнев, сказала я.
- Ладно, не бери в голову, - Алек встряхнул меня за плечи. – Нужно подождать – я подожду.
- Может не стоит, а? Лучше не жди ничего. Так будет проще нам обоим.
- Как скажешь.
- Не знала, что ты такой сговорчивый, - поддела я.
- Да нет, просто крайне практичный.
Совершенно необъяснимо и будто бы без причины я улыбнулась.
- Спасибо за понимание, - сказала я. – Я пока еще не готова к любви.
Едва эти слова сорвались с моих губ, как улыбка сошла с лица Алека, и он воззрился на меня, будто у меня выросли рога.
- После всего, что она принесла тебе…, - изумленным шепотом спросил он. – Ты все еще веришь в любовь?
Верю ли?
Как сложно…
Верю ли я в любовь?
Как невозможно.
- А ты знаешь, что такое любовь? – вопросом на вопрос ответила я, поборов в себе искушение не продолжать этот разговор и просто отшутиться. Мне показалось, что после вчерашней полной откровенности Алека и я должна отплатить ему тем же. Или хотя бы постараться.
- Нет, - без колебаний ответил он.
- Но если она придет к тебе однажды, со всеми страданиями, неуверенностью и болью, как ты встретишь ее? – свистящим шепотом спросила я.
- Что за поэтический кружок? – недовольно ответил Алек, избегая прямого ответа.
- Ты не ответил на вопрос, - настойчиво сказала я.
- Ни в чем нельзя быть уверенным, - после секундного колебания признался он. Было видно, что русло, в котором потек наш разговор, его совсем не привлекает.
- Ты прав, - согласилась я, отводя глаза. То о чем я хотела сейчас сказать было чересчур личным, чтобы я могла смотреть на Алека. – Ни в чем нельзя быть уверенным. Некоторое время назад мне казалось, что я больше никогда не смогу пустить кого-то в свое сердце, не смогу дорожить, не смогу ценить, но теперь… С каждым новым днем, с каждой минутой даже, я чувствую, что для меня и любви еще не настал конец. Что я еще смогу. Пусть не сейчас, но когда-нибудь в будущем, - тихо сказала я, но когда он так ничего и не ответил, добавила: – Может быть, я просто не могу не любить?
Так как Алек молчал, мне пришлось оторваться от созерцания своих балеток и поглядеть на него. Наши глаза встретились. Он не мигая смотрел на меня каким-то странным взглядом. Недоумевающим, но каким-то теплым и ласковым. Если красные кровавые глаза вообще могут быть такими.
По-прежнему не говоря ни слова он протянул обе руки и взял мое лицо в ладони. Его руки были ледяными, но дыхание – нежным и сладким. По всем действиям Алека, по его взглядам и прикосновениям, я думала, что он сейчас меня поцелует, но этого не произошло. С минуту он просто держал мое лицо в ладонях, пристально глядя мне в глаза, а потом отпустил.
- Пойдем сегодня куда-нибудь? – спросил он как ни в чем ни бывало.
Я открыла рот, но с удивлением поняла, что не могу ничего сказать. Не только губы, но и горло пересохло, будто я провела в пустыне недели. С усилием совершив глотательное движение, я все таки смогла произнести:
- Я не могу. Обещала встретиться с подругой.
- Я помешаю? – скорее утвердительно, нежели вопросительно констатировал Алек, делая вид, что не заметил моего состояния.
- Ну… Это будет выглядеть странно…
Едва я успела сказать это, как в воздухе раздался окрик Суви. Оглянувшись, я увидела, как подруга быстрым шагом пересекает двор колледжа и направляется прямо к нам с Алеком.
Вот черт!
Намерение попрощаться с Алеком так, чтобы он не обиделся, а Суви не узнала про него, было абсолютно неосуществимо. Но их знакомство… ? Ох…
- Привет! – между тем Суви сократила разделявшее нас расстояние, подставляя щеку для поцелуя. – Ну, как, сдала?
- Сдала, - криво улыбаясь, ответила я. – На четыре, но в колледж возвращаюсь.
Суви едва не завизжала от восторга, но не смогла сдержаться от чего-то, отдаленно напоминающее финский ритуальный танец. От этих судорожных движений собранные в высокий хвостик белокурые волосы начали подпрыгивать, а серебряные сережки-колокольчики в ушах протяжно звякнули.
- Ох, Несс, это же великолепно! – закончив одинокие пляски, Суви схватила меня в охапку и прижала к себе со всей силы. – Я ни на минуточку не сомневалась, что ты сдашь и вернешься!
- Сув, ты меня задушишь, - смеясь, выдавила я. – И тогда я уже никуда не вернусь.
Подруга извиняясь, забавно коверкая слова на финский манер (она всегда так делала, когда ее одолевали особенно яркие эмоции), ослабила объятия. Повисла пауза. И я поняла, что момент, которого я никак не хотела настал – Суви и Алек внимательно и с любопытством смотрели друг на друга, и мне не осталось ничего иного как представить их друг другу.
Я вздохнула. И мысленно поблагодарила Алека за то, что он и на этот раз не забыл свои темные очки.
- Суви, познакомься с моим другом Алеком, - стараясь не выдать своего волнения и неудовольствия, произнесла я. – Алек, Суви – моя соседка по комнате в общежитии и замечательный друг.
Суви ослепительно улыбнулась и на ее светленьких щеках образовались две ямочки. А потом она протянула руку для рукопожатия. Я сделала дикие глаза и мысленно завопила Алеку, чтобы он ни в коем случае не прикасался к ней, но он, после секундной заминки, тоже улыбнулся и протянул свою руку, и сжал тоненькую ладошку Суви в рукопожатии.
Ох, черт.
- Ох, - тут же воскликнула Суви, вторя моим мыслям. – Тебе холодно? – участливо спросила она. – Руки просто ледяные!
- Это у меня с детства холодные конечности, - ничуть не смутившись ответил Алек, и мне показалось, что он искреннее наслаждается произведенным эффектом.
Задушила бы его!
- Аааа, у моего дедушки Фредо было то же самое! Он любил говорить, что в нем течет истинная холодная кровь наших предков-викингов.
- Как интересно, - улыбнулся Алек. – Может быть, и мне стоит изучить свою родословную? Кто знает, может быть и я потомок викингов и варягов?
Суви улыбнулась. Снова. И, кажется, покраснела? Пора было кончать этот цирк!
- Алек, извини, но нам с Суви пора, - выпалила я, хватая подругу под локоть и таща за собой, не давая возможности ни ей, ни Алеку возразить. – Созвонимся позже.
- Что на тебя нашло? – спросила Суви, когда мы отошли на достаточное по ее мнению расстояние, с которого Алек не мог слышать нашу беседу. Наивная, она и не подозревала, что он наверняка слышит все до единого вздоха.
- А ты что, хотела еще болтать с ним? – спокойно ответила я. – Кажется, ты говорила, что начало выступления в 14.00. Ну, так мы уже и без того опаздываем.
- Это понятно, - согласилась она. – Но, кто это?
- Кто где?
- Ой, Несс, не притворяйся, что не понимаешь! Кто этот мальчик? Я никогда не видела никого более ангельского! Он бы был шикарной моделью для моей коллекции «Ангелы и демоны»! Только представь его в той белой накидке, помнишь? – мечтательно произнесла Суви.
- Сув, даже не мечтай! Никаких моделей! Алек просто друг. Старый знакомый. К тому же, он наверняка скоро уедет, - едва эти слова соскользнули с моего языка, как я почувствовала, что в сердце что-то неприятно кольнуло.
А что если он и правда скоро уедет? Вольтури наверняка уже скоро призовут его обратно…
И что тогда?
- Так ты и он…? – вопрос Суви вернул меня из страны размышлений на грешную землю.
- О, Боже, нет, конечно! – воскликнула я. – Просто друзья. Хватит с меня ангельски прекрасных мальчиков…
В это время мы как раз пересекали внутренний двор колледжа, и поравнялись с одним из выходов Кембервелла. Прямо нам на встречу вышел Натаниэль Висконти. Я не видела своего преподавателя со времени моего экзамена у него, а это было порядка нескольких недель назад.
- Здравствуйте, - почти в унисон воскликнули мы с Суви.
- - Здравствуйте, девочки, - поприветствовал он нас. – Ренесми, какое совпадение, я как раз думал о том, чтобы поговорить с тобой.
- Правда? – удивленно спросила я.
- Да, о твоем возвращении в мой класс.
- А что с этим не так? – насторожилась я, почувствовав, что за простыми словами Натаниэля кроется что-то.. .Что-то, чему я пока не могла дать определения. Но последние месяцы жизни научили меня мысленно готовиться к самому худшему, так что я уже ожидала подвоха и очередного крушения надежд.
- Все хорошо, - поспешил успокоить меня Натаниэль, но я не поверила ему. – Помнишь, еще весной я говорил тебе о выставке твоих работ? Боюсь, что ситуация с твоим статусом в колледже была неопределенной слишком долго, и сейчас невозможно устроить персональную выставку.
Я облегченно выдохнула. И все? Нет выставки? Я думала, Натаниэль переводит меня в другую группу или того хуже, отстраняет от своих занятий, но выставка? Я уже давным-давно забыла о ней! Кажется, это вообще было в другой жизни. Жизни, когда первым, кто узнал об этой новости от меня, был Дэниэл…
- Я понимаю, - произнесла я, стараясь придать своему голосу спокойствие.
- Но у меня есть к тебе другое предложение, - продолжил Натаниэль. – Я устраиваю в Тейт выставку своих учеников. Там будут несколько пятикурсников Кембервелла и еще девочка из художественного колледжа Милана. И я подумал, что если ты можешь представить десять-пятнадцать своих работ…
- Правда? – взвизгнула я, не дав Натаниэлю закончить. – Вы серьезно?
- Ну, конечно, я серьезно. Ты же знаешь, я считаю тебя крайне одаренным художником.
- О боже! - воскликнула я. – О Боже! Суви! – я бросилась обнимать подругу. – Суви, я буду выставляться в Тейт!
Сдав экзамен и получив пропуск обратно, я знала, что моя жизнь уже практически вошла в новую фазу. Фазу без Дэниэла. Теперь, когда на меня свалилось это счастье в виде выставки, я знала определенно точно – Он уже позади.
Может быть, я была так окрылена, может быть, я была так воодушевлена и счастлива, что не задумываясь ни о чем, полностью забыв об упреках и ссорах, я достала мобильный и когда папа ответил, я закричала:
- Пап, все позади! У меня будет выставка!
продолжение в коментах

@темы: фики - lakomka, Сумеречная сага

Comments

[Natella]

Когда я в последний раз ездила на примерку, Алек забрал меня после нее, и мы поехали в театр и смотрели самую лучшую балетную постановку по «Щелкунчику», из тех, что я когда-либо видела. И это было чудесно, сидеть рядом с ним, обмениваться короткими комментариями, а потом обсуждать великолепные танцы, музыку и костюмы по дороге домой.
Я вздохнула. Не хочу, не хочу думать…
Будто угадав мое состояние, папа ласково провел ладонью по моим волосам и продолжил говорить, тихо и музыкально, будто рассказывал мне сказку.
- Сегодня днем украшали каток. Элис почему-то уверена, что гости непременно захотят покататься, хотя мне кажется, им будет не до этого. А завтра утром приедут рабочие устанавливать сцену в большом зале. На этот раз она будет в центре, а вокруг нее – танцплощадка. Мы заказали фейерверки. Эммет и Роуз как раз уехали забирать их, - Эдвард усмехнулся. – Элис никому не дает ни минуты покоя. Хочет, чтобы все прошло идеально. Но куда уж идеальнее, если за дело берется твоя тетя! Кстати, она сегодня спрашивала, отвезла ли ты приглашения своим друзьям…
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы собрать мысли воедино и выдать ответ, который ждал от меня папа.
- Не развезла. Но я звонила. Натаниэль приедет со своей подругой. Суви с Джейми, и Джемма со своим новым парнем. Может быть, появится Адриан, но он пока не дал точного ответа, - пробормотала я.
- Хорошо. Будут еще несколько пар с курса Беллы. И Элис пригласила кого-то из своих знакомых. Кстати, наверное, приедут Денали.
- Здорово, - без особого энтузиазма сказала я, а потом, будто что-то прорвалось внутри, призналась: - Алек уехал.
Я ожидала какой-то оправданной реакции со стороны папы на это заявление, но он никак не отреагировал, поэтому, я продолжила:
- Он вернулся в Вольтерру, потому что кто-то создает в Италии армию новорожденных.
К моему полному недоумению, даже эта новость не удивила папу. Он только на долю секунды прижал мою голову к своему плечу чуть сильнее и сказал:
- Скоро тебе станет легче.
Эта фраза позволила мне окончательно прийти в себя. Я повернулась к папе, пытаясь поймать взгляд, который он упорно отводил.
- Ты знал! – ахнула я.
- Что именно?
- Про армию, конечно!
- Да, - спокойно ответил он.
Я вытаращила на него глаза. Догадка осенила меня.
- Ты знаешь, кто стоит за всем этим!
- Да.
«Да». Мне хотелось то ли рассмеяться, то ли затопать ногами. «Да». Открытое, простое, честное. Честное, несмотря на то, что мне это будет неприятно, непонятно и волнительно. Честно, несмотря ни на что. Это было главное, за что я всегда так ценила отношения с папой. Что бы ни происходило, он всегда старался быть честным со мной по максимуму. Учитывая, но не делая скидку на мой возраст, он не лгал мне. Даже тогда, когда знал, что правда мне вряд ли понравится.
- И ты не расскажешь мне?
Эдвард невесело улыбнулся и покачал головой.
- Ты знаешь, что нет. Не потому, что не хочу, хотя и это правда. Но на самом деле я не могу.
Я хотела взбунтоваться. Я так хотела, но почему-то не могла сделать этого. Может быть, потому, что в последнее время все чаще ставила себя на место своих родных. И понимала, что все, что они когда-либо делали или говорили, было продиктовано любовью ко мне. И потому было правильно, пусть иногда я и была не согласна с их решениями, методами и правилами.
- Я понимаю, - тихо сказала я.
- Я надеюсь, что так, - с глубоким выдохом ответил папа. И в его тоне мне почудилась какая-то многозначность. Будто это «надеюсь» имело скрытый смысл, пока мне не ведомый.
- Все будет в порядке, пап? – осторожно спросила я.
- Ты можешь быть спокойна. Твоему Алеку ничего не угрожает. Так же как и владычеству Вольтури, - с ноткой сарказма в голосе ответил Эдвард.
- Не говори о нем так…, - попросила я, поддавшись внезапному порыву. – Я знаю, ты не любишь его, но на самом деле он никому из нас не желает зла. Он хороший друг мне, пап. И мне больно, когда ты так категорично заявляешь о своей неприязни к нему.
Лицо Эдварда напряглось.
- Интересно, тебе больно также как и мне, когда ты так категорично отказываешь понимать меня и видеть, сколько зла причинили Вольтури и твой драгоценный Алек нашей семье.
- Ты несправедлив!
- Я думаю, ты это переживешь.
- Как ты не понимаешь… - воскликнула я. – Сейчас, когда вернулся Дэни, Алек был моей защитой, буфером, а теперь…
- Дэниэл не тронет тебя. Он больше не причинит тебе вреда, - с категоричностью в голосе сказал папа.
- Да он трогает меня одним своим присутствием в Лондоне! – воскликнула я, вскакивая со скамейки. Я не понимала, как случилось, что такое личное и понятное общение переросло в очередную перебранку, но изменить ход событий уже было невозможно. – Ты так одержим своей ненавистью к Алеку, что отказываешь видеть тот вред и разрушения, которые приносит с собой Дэниэл.
- По крайней мере, он никогда не пытался отнять тебя у семьи.
- Алек никогда…, - я запнулась, понимая, что «никогда» в этом случае стало было ложью.
А Эдварду только это и нужно было.
- Я не вчера родился, Ренесми! Алек хочет забрать тебя. И он уже немало сделал для этого.
- Это глупо, папа!
- Значит, он не предлагал тебе уехать с ним?

[Natella]

- Он предлагал мне приехать в гости, - воскликнула я, подчеркивая слово «гости». - И я хочу поехать! Я не желаю вычеркивать его из жизни. Он дорог мне. Он понимает меня и поддерживает. Он помогает мне снова обрести себя.
- «Он помогает мне обрести себя»… Ты вообще слышишь свои слова? Мы говорим сейчас об Алеке Вольтури, который едва не сломал тебе руку в Вольтерре и зомбировал всю твою семью! Тогда у него ничего не вышло, и вот он снова за свое. Но теперь взялся с другой стороны.
- Это не так! Если бы ты только постарался взглянуть на все с моей стороны, - бессильно всплеснув руками, воскликнула я.
- С той самой стороны, когда ты пренебрегаешь всей своей семьей ради Вольтури?
Я вздохнула.
- С тобой бесполезно разговаривать. Словно, когда ты слышишь имя Алека, на твои глаза падает завеса, и ты уже не отличаешь правды от вымысла.
- Ты понимаешь, что своими отношениями с Алеком ты делаешь мне больно?
- Я не хочу, папочка, - прошептала я. На глазах выступили слезы. – Я не хочу этого. Но… Скажи, разве тебе будет легче знать, что я страдаю, прекратив любое общение с Алеком? Зная, что я постоянно хочу позвонить ему, поехать к нему… Знать, что может быть, я люблю его…
- Брось, Несс! – воскликнул Эдвард. – Ты не можешь любить его. Ведь совсем недавно ты утверждала, что жить не можешь без Дэниэла.
- Это жестоко с твоей стороны говорить так!
- Жестоко с твоей стороны говорить так! – ответил папа, делая ударение на последнее слово. При этом, его плечи как-то поникли и голова опустилась. И выглядел он уже не так воинственно, а почти обреченно. Я почувствовала себя отвратительно понимая, что сама невольно обидела папу, снова не сдержавшись и завязав разговор об Алеке. Давно было пора понять, что Эдвард никогда не изменит своего отношения к нему и нашим отношениям. Давно пора было смириться…
- Я не отпускаю тебя в Вольтерру. Ни сейчас, ни через неделю, ни через месяц, ни через год, - тихо сказал Эдвард. – Но понимаю, что ты уже давно не учитываешь мое мнение и желания.
С этими словами он развернулся и пошел прочь, оставив меня в еще более паршивом настроении, чем я была до этого.
Я опустилась обратно на скамейку, сжала руками гудящие от напряжения виски и попыталась разобраться в сумбуре, царившем в мыслях. Все это было неправильно. И так несправедливо. Почему, ну почему я должна была выбирать между Алеком и папой… И откуда в голове у Эдварда эта навязчивая мысль, будто Алек хочет отнять меня? Боже, ну какая глупость! Какая странная, нелепая и надуманная глупость…
Н сколько глупостей совершала я в своей жизни? Сколько неоправданных поступков? Капризов? Выходок? Сколько всего я заставила пережить и выстрадать свою семью? Сколько раз я разочаровывала их? Подводила? Действовала наперекор их воле и желаниям? И куда это меня привело? …
...Я очнулась, потому что где-то взвыла сирена. За окном смеркалось. Я встала, выпрямилась, встряхнула головой. Ничего, я выдержу. И не такое случалось. Нельзя только падать духом.
В доме было тихо и темно. Я включила свет в холле. Прошла на кухню.
Эдвард стоял у окна, глядя в окно. По сумрачному выражению его лица было очевидно, что снежный пейзаж за окном занимает его в эту минуту меньше всего. Он естественно заметил меня, но не подал и виду, продолжая безучастно пялиться в окно.
Я подошла к нему ближе и положила руку на плечо.
- Прости меня, пап.
Он ничего не ответил.
- Я никуда не уеду. Я не знаю, откуда у тебя эта мысль, но я не уеду. Я обещаю тебе. Если ты попросишь меня…, - я сглотнула, чувствуя, как тяжело мне произнести следующие слова. – Если ты хочешь, я перестану общаться с Алеком.
Он тяжело вздохнул, обернулся и заключил меня в объятия.
- Я хочу, чтобы ты была цела и невредима. Здесь с нами.
- Да, папочка.

[Natella]

Глава 51. Дежавю. Она.

Следующие два дня я держала обещание, данное Эдварду. Я не общалась с Алеком. Не писала и не звонила ему, но, конечно, не могла запретить себе думать.
Как он? Где он? Занят? Свободен? Не случилось ли чего плохого? Скучает? Думает обо мне? Если нет, то почему я о нем не забываю? Если да, то почему он не пишет? За два дня лишь одно смс и ни одного звонка…
Этот факт заставлял меня нервничать, и я, поймав неуловимую в эти дни Элис, спросила все ли в порядке в Вольтерре. Она ответила, что ничего плохого не произошло, но как-то нехотя, и, тут же, сменила тему разговора, начав раздавать указания по поводу маскарада.
Знаете, в последнее время поведение Элис поражало меня. Она будто нарочно избегала встреч со мной, уклончиво отвечала на самые простые вопросы, и я вообще не понимала, чем это может быть вызвано. Неужели моя дружба с Алеком была так неприятна и ей тоже? Я давно привыкла к косым взглядам Роуз, но Элис… За ней я никогда не замечала даже намека на неприязнь или предубежденность в отношении Алека. Никогда до недавнего времени. И я никак не могла взять в толк, чем продиктована ее новая линия поведения со мной.
В связи с вынужденным времяпрепровождением в стенах дома, за последние пару дней я видела родных чаще, чем за весь предшествующий праздникам месяц. Хотя, разговоров почти не случалось. Если только с Беллой и Эсми. Или Эмметом. Карлайл уйму времени проводил на работе. Роуз по-прежнему хранила отстраненное молчание, Элис бегала от меня, как от чумы или инструктировала по поводу бала, папу я избегала сама. Я знала, что он наблюдает за мной украдкой, и старалась выглядеть спокойной и довольной настолько, насколько могла. Ну, чтобы он ничего такого не подумал и не начал переживать, волноваться, винить себя и испытывать все то, что в подобных ситуациях чувствуют родители. Мне было морально тяжело вести себя как ни в чем ни бывало, когда я искренне тосковала по дружественному общению с Алеком, но я отдавала себе отчет в том, что эти мои переживания не идут ни в какое сравнение с тем, что по моей вине испытал Эдвард за последние два года. И я, наверное, впервые в своей жизни, решила повести себя не как эгоистка, которая считается только со своими желаниями и мнениями, а сделать так, чтобы успокоить родных.
За день до Рождества маме позвонил Джейк. Точнее, папочка Джейк. Леа родила мальчика, и новоявленный папаша прямо захлебывался от счастья и гордости, когда сообщал эту новость сначала маме, потом мне, потом еще раз на бис по громкой связи для всех Калленов. Белла была в не меньшем восторге, чем Джейк, и всерьез задумалась о поездке в Форкс после праздников. Кажется, я хотела поехать тоже, раз уж путешествие в Италию было под запретом.
Помимо неугомонного семейства, в доме было полно народу. Монтировщики, повара, распорядители, метродотели, декораторы и прочие очень важные для любого крупного мероприятия люди, выбранные Элис, сновали туда-сюда, с целью сделать бал в доме Калленов самым праздничным и незабываемым.
Правда, не знаю, как у остальных, а у меня настроение было совсем непраздничное. Несмотря на то, что не только дом, но и моя комната были искусно наряжена к Рождеству, а под елкой высилась гора подарков, восторга не было ни в моих мыслях, ни в душе. И я бы с куда большим энтузиазмом ходила в колледж, а не бездельничала дома, пытаясь найти себе занятие.
Примечательно, что даже такая вечно оптимистичная и жизнерадостная Суви прибывала в эти дни едва ли не в депрессии. Она позвонила мне утром, чуть не плача, и сообщила, что на маскарад придет сама. Слушая сбивчивый рассказ подруги, я поняла, что ее непутевый Джейми опять выкинул какую-то гадость, и Суви не намеревалась это терпеть. Стараясь приободрить, я пригласила ее прийти ко мне пораньше перед балом, чтобы мы могли посидеть в моей комнате и поболтать. Не знаю, сколько всего нового и наболевшего могла рассказать мне Суви, но знала точно, что мне просто необходимо выговориться. Об Алеке. О Дэниэле. Или о них обоих. Суви с нескрываемым энтузиазмом согласилась приехать ко мне за пару часов перед балом. Так вопрос с парой на вечер был решен для нас обеих, пусть и таким жалким способом.
Я долго не могла определиться, кем хочу нарядиться на праздник. Передумала массу вариантов, даже вынесла этот вопрос на семейное голосование, и когда идеи были на исходе, папа сказал что-то вроде «Солнышко, ты в любом наряде будешь ослепительна», и Элис завопила, что как раз солнышком я и должна предстать на бале-маскараде. Это было нескромно, но довольно необычно в череде принцесс и белоснежек, поэтому я согласилась.
Платье заказывала вместе с мамой в шикарном ателье Лондона, и оно обошлось нам в маленькое состояние, но уже после первой примерки стало очевидно, что деньги потрачены не зря. Платье было восхитительно, начиная от верха с вырезом-лодочкой, подчеркивающим грудь и тонкие руки и делающим мою талию совсем миниатюрной, до нижней кромки каскада юбок, свободно плещущихся вокруг ног. Платье было расшито золотыми нитями и бусинами. Золотом же отливала и диадема с расходящимися во все стороны лучиками.
Когда до начала бала оставалось несколько часов, предварительно проверив наличие дополнительных масок и костюмов в гардеробной, на случай, если кто-то из гостей посмеет прийти без маскарадного наряда, я поднялась к себе. Мое солнечное платье, выглаженное и сияющее, висело на плечиках в шкафу. Лучистая корона и маска лежали на кровати. Я вздохнула. Не помню, чтобы когда-нибудь в жизни я испытывала такое нежелание наряжаться (!) и праздновать Рождество…

[Natella]

Почти что сразу, как я вышла из ванной, ко мне в комнату пришла Суви. По ее лицу было очевидно, что подруга находится в еще более скверном настроении, чем когда мы разговаривали по телефону утром. Она плюхнулась ко мне на кровать и десять минут без умолку жаловалась на Джейми. Вернее, конечно, не жаловалась. Это было другое. Какое-то обреченное повествование, которое указывало, что на этот раз все куда серьезнее обычных выкрутасов непутевого дружка. И когда я слушала, как Суви дрожащим голосом рассказывает о том, как Джейми снова наплевательски отнесся к ее просьбам и сделал все ей назло, я испытывала бессильную ярость, понимая, что никак не могу ей помочь.
Было грустно смотреть на такую Суви. Я привыкла к фейерверку веселья, и ее понурая голова и глаза полные слез никак не вязались в моем восприятии с лучшей подругой. Но надо отдать ей должное, за все время своего рассказа, Суви не проронила и слезинки. Я всегда восхищалась ее выдержкой, но сейчас, когда сама я представляла собой размазню из эмоций и мыслей, мое восхищение приняло еще более внушительные масштабы.
- Честно, Несс, - говорила она грустно, прижимая к себе подушку, как щит от невидимого врага. – У меня больше нет сил. Это какой-то изматывающий марафон, и я уже на пределе. Мы вместе с ним почти два года, и за это время я прощала его столько раз, столько раз терпела, столько раз предавала свои собственные желания и правила…, - она вздохнула так печально, что у меня сжалось сердце от жалости. – Знаешь, у меня ощущение, что я – единственная, кто всегда был заинтересован в наших отношениях. Но я устала. Больше не могу. И не хочу.
- Но ты любишь его…
- Себя я люблю больше, - твердо ответила Суви. – Во всяком случае, любила когда-то. Нужно, наконец, вспомнить об этом, выбросить из головы Джейми и жить своей жизнью. Как это сделала ты.
Как это сделала я…
Я отвернулась и поморщилась, чувствуя себя обманщицей. Я, конечно, тоже поделилась с Суви вестью об отъезде Алека, но о возвращении Дэниэла так и не сказала. Даже не знаю почему. Может из-за того странного ощущения не то жжения, не то тяжести, которое возникало в моем желудке всякий раз, когда я думала о нем. Может оттого, что мне казалось, что пока информация о появлении Дэниэла находится в узком кругу членов моей семьи, его влияние на мою жизнь остается каким-то эфемерным и нереальным.
- Знаешь, Несс, я не хочу грустить сегодня. Вообще. Хочу петь, танцевать и ни о чем плохом не думать. В конце концов, это Рождество! - внезапно воскликнула Суви, звучно хлопнув ладонью по подушке. А потом соскочила с кровати, подбежала к своей сумке и выудила из нее небольшую бутылку.
- Мартини? – спросила я недоверчиво.
- Совсем чуть-чуть. Мне это правда нужно, - жалобно попросила она. – Составишь компанию?
Я с сомнением посмотрела на бутылку, потом на лицо подруги…
- У меня в тумбочке должна быть кружка, - нехотя сказала я.
- Обожаю тебя! – взвизгнула Суви.

Не знаю, как так случилось, но за разговорами мы прикончили всю бутылку. И когда пришло время спускаться вниз, все вокруг перестало казаться таким уж удручающим и на душе заметно полегчало. В этот момент я поняла, почему порой люди напиваются до беспамятства. Не потому, что им хочется, а потому что так проще. Пусть и временно.
Когда пришло время спускаться, и мы с Суви, уже наряженные и накрашенные, стояли перед зеркалом, я подумала, что трудно было представить себе двух более разных подруг. Суви, тоненькая и высокая, с почти мальчишеской фигурой, соломенным каре и по-скандинавски бледной кожей, в своем костюме разбойника выглядела очаровательно. Я же, с непонятно откуда появившимися за последние месяцы пышными формами, длинными золотистыми волосами, уложенными на голове короной, и персиковой кожей, выряженная в шикарное платье, показалась себе излишне напыщенной и неестественной. С вызванным алкогольными парами пофигизмом, я даже хотела плюнуть на все и переодеться во что-нибудь другое, но Сув с таким нескрываемым восторгом охала и ахала, комментируя мой наряд, что я решила успокоиться и не накручивать себя понапрасну.
Надев маски, мы спустились вниз, когда часы пробили девять. В холле уже чинно прогуливались разряженные в пух и прах пары, но дверной колокольчик не умолкал, и гости все прибывали. Под звуки чарующей музыки мы с Суви рука об руку прошлись по залам, глазея на великолепие, организованное Элис.
Верхний свет был полностью потушен, зато зажглись тысячи маленьких разноцветных огоньков, развешанных на стенах дома. Рождественская елка высилась до самого потолка. Украшенная золотыми шарами и бантами, в которых отражались блики гирлянд, она загадочно мерцала и притягивала к себе взгляд каждого, кто входил в главный зал. Круглая сцена была устроена прямо посередине, вокруг нее организовали площадку для танцев, а по периметру зала были расставлены банкетные столы со стульями. Получался такой каскад кругов, каждый со своей прелестью и своим назначением.
Разглядывая пеструю толпу, я заметила в противоположной части зала маму. Она тепло улыбнулась мне и помахала рукой Суви, но не подошла к нам. Очевидно, что у каждого из Калленов в этот день была своя первоначальная миссия. И мама уже приступила к выполнению своей, провожая гостей к столам, показывая путь к зоне отдыха, детской и уборным.
С искренним удовлетворением я подумала: как здорово, что Элис не нашла применения и моим скромным талантам тоже. Куда лучше было просто так прогуливаться по залу с Суви, слушая ее остроумные замечания и смех, чем хлопотать о ком-то. Тем более что я считала, что Элис излишне дотошна. Все, что я успела увидеть, покинув свою комнату, было так мило и органично, елка была такой пушистой, музыка такой мелодичной, а декорации такими праздничными, что было очевидно – гости в любом случае не будут разочарованы. Если уж я со своим паршивым настроением, чувствовала воодушевление, и депрессивная Суви начинала улыбаться, глядя по сторонам, сомневаться в успехе сегодняшнего бала было просто глупо.
Не успела я подумать об этом, как прямо перед нами выскочила Элис, которую, к слову, узнать было почти невозможно. Колючий ежик сменили платиновые локоны, естественно белое лицо покрылось тонким слоем бронзера, а губы воспылали ярко-красным цветом. Серебристая маска и белое шифоновое коктейльное платье довершали образ роковой соблазнительницы Мэрилин. Рядом с ней Джаспер в своем наряде офицера 19 века смотрелся уморительно, но при этом удивительно органично.
- Девочки, - воскликнула она, прикасаясь холодной щекой сначала к щеке Суви, потом к моей. – Выглядите очаровательно! Не поможете мне проверить положение дел в баре? Это будет катастрофа, если официанты вовремя не достанут новые партии напитков и сока. Пожалуйста…
Едва сдерживая улыбку, я посмотрела на Суви. Эта возможная «вселенская катастрофа» в устах Элис звучала просто уморительно, но мы с серьезными лицами согласились прийти ей на выручку. Получив от нас согласие, моя неугомонная тетя тут же испарилась – стоит ли сомневаться, что у нее была еще масса дел, которые нужно проконтролировать, – а мы с Суви отправились прямиком к бару.
Убедившись, что алкоголя и сока в избытке, и еще минимум пару часов можно не беспокоиться ни о чем, мы раздобыли себе по коктейлю. Настроение стремительно улучшалось и где-то внутри уже начало зарождаться совершенно детское ожидание рождественского чуда. Мы переглянулись, засмеялись и, выпив залпом свои коктейли, присоединились к небольшой группе уже пляшущих гостей.

[Natella]

Не знаю, сколько мы танцевали. Думаю, не меньше получаса. Но потом вдруг откуда ни возьмись появился Эдвард и по его лицу я поняла, что он не совсем доволен мною. Я постаралась не дышать на папу, но, по-моему, он прекрасно понял, что мы с Суви «замечательно» отдыхаем, взял нас обеих за руки и потащил к столу, где заставил нас поесть. На кухне в этот вечер руководил Шарль – шеф-повар, которого Элис раздобыла в Париже, так что еда была поистине восхитительна, и мы, не сопротивляясь, подкрепились закусками и десертами.
Время летело незаметно. Когда часы пробили десять, свет рампы осветил сцену, привлекая всеобщее внимание к спектаклю, назначенному на это время. Трогательная история о потерянном Рождестве, показанная малышами из драмкружка Грейшотта была так умилительна, что гости встречали каждую новую сцену бурными аплодисментами. Стоит ли удивляться, что когда в финале спектакля на сцену выпорхнула Элис, и предложила всем вместе спеть, никто не посмел отказаться.
Это было невероятно! Несколько сотен человек, все как один, взялись за руки, и, покачиваясь в такт мелодии, исполнили знакомую всем с самого детства рождественскую песню. А когда все было закончено, гости разразились оглушительными овациями, улыбаясь и поздравляя друг друга с праздником. Могу поспорить, Элис в их глазах представлялась чуть ли не ангелом.
После спектакля стали подавать горячее, и многие гости расселись по местам за столами. Мы же с Суви, во главе небольшой группы активистов, заняли свое место на танцевальной площадке. Я танцевала, чувствуя удивительную легкость и свободу, упиваясь теплом и волшебством праздника, наслаждаясь каждым движением в такт музыке, подпевая, смеясь и радуясь, видя, как улыбается Суви. Я танцевала с Джаспером, с Карлайлом и еще с кем-то, чье имя не запомнила. Подруга почти все время кружилась в объятиях высокого блондина, который прилип к ней со времен «хороводного единения» после спектакля. И хотя пары алкоголя к тому времени давно испарились, хорошее настроение не исчезло вместе с ними: и я и Суви отлично проводили время, дурачась, выплясывая и подпевая известным песням. Порой у меня возникало странное ощущение, которое мне было сложно объяснить, но с каждым новым витком танца или словом в песне, оно отступало, поэтому я даже не пыталась понять, чем оно вызвано. Когда же я немного отдышалась и прислушалась к своим инстинктам, было уже поздно. Дэниэл пришел за мной и моим хорошим настроением, и я никак не могла помешать ему.
Неправда поразительно? У него, наверное, есть какой-то специальный радар, который подсказывает ему время для самого нежеланного появления. Время, когда я совершенно не готова противостоять ему.
Кудрявый дьявол. Точнее, на этот раз просто дьявол, так как его волосы были гладко зачесаны назад, придавая лицу какое-то новое незнакомое выражение. А еще маска закрывала половину его лица. Но то, что это был Дэниэл, сомневаться не приходилось.
Иногда мне казалось, что я узнала бы его с закрытыми глазами. По запаху, по воздействию на мой разум, по предательству своего тела. Так и сейчас мои ноздри расширились, вдыхая морозно-свежий запах его одеколона, мысли спутались и перемешались, а тоненькие волоски на руках встали дыбом.
Извращенка.
Или это от вынужденного сексуального голода мое тело вытворяет такое?
Или всему виной выпитое мной за вечер?
Пока я прикидывала все это в голове, моя взгляд против воли скользил по его фигуре снизу вверх. От носков черных туфель к узким черным брюкам и предсказуемо черной рубашке, перемещаясь на плащ с красной подкладкой, живописно наброшенный на плечи. Затем вверх – на шею, на подбородок и губы, на четко очерченные скулы, прямой нос…
Я замерла в изумлении, когда мои глаза достигли его глаз, и ничего не могла с собой поделать, но малодушно отступила назад.
Я узнала этот взгляд.
До этого момента Дэниэл смотрел на меня так лишь раз в жизни. В Гштааде, в тот новый год, когда мы познакомились. Никогда ни до, ни после той ночи он больше не позволял себе ничего подобного, ничего похожего на тот откровенный, пронизывающий и непристойный взгляд, под которым я чувствовала себя голой. Абсолютно голой и незащищенной. Вот и сейчас, несмотря на то, что нас разделяла пара метров, мне показалось, что он физически касается меня, просто скользя взглядом по моей фигуре. Все слои шифона и шелка, которые были на мне, показались жалкой пылью. Где-то внутри начал тлеть огонь. Ноги стали ватными. Я испытала странное чувство дежа-вю. Будто бы все это уже было. Его преследование. И моя попытка сбежать, заранее обреченная на провал…
Как бы то ни было, сейчас между нами не было притворства. Яростное и ничем неприкрытое желание буквально бомбардировало атмосферу в диапазоне этих самых двух метров, разделяющих нас, а в воздухе будто даже запахло… Нет, не любовью. В воздухе запахло сексом.
И как только в моем мозгу всплыло это слово, я словно очнулась, сбрасывая с себя оцепенение и колдовство этого неосторожного приближения к запретному. Я мотнула головой, глубоко вздохнула и облизала губы, чувствуя на языке вкус своей помады. В ответ он лишь усмехнулся. И в его взгляде я отчетливо увидела то, чего больше всего боялась: что он четко представляет себе, что я чувствовала мгновения назад, так неосторожно приблизившись к нему и поддавшись его магнетическому взгляду.
Я отвернулась от него, молясь, чтобы ноги не подвели меня. Мое лицо пылало, а в горле стало сухо, будто я не пила неделю.
О, черт…

[Natella]

Этого только не хватало!
Решив, что не позволю ему запугать меня. Или загнать меня в угол. Или что он там еще надумал сделать, приперевшись на бал, я гордо распрямила плечи, и, стараясь не думать, смотрит ли он на меня в этот момент, нетвердой походкой подошла к столу с напитками. Я попыталась налить себе пунш, но руки так дрожали, что я расплескала все, едва не испачкав платье.
- Разреши мне, - произнес хрипловатый голос прямо за моей спиной.
Я застыла, чувствуя, как липкая капля пунша стекает по тыльной стороне ладони. По спине поползли мурашки. Все еще не готовая повернуться, чтобы встретиться с ним взглядами, я покосилась и увидела его руки. Смотрела на них не отрываясь секунд десять, но так и не решилась поднять глаза выше. Он же в это время невозмутимо наполнил мой бокал и подал мне. Я посмотрела на него так, будто в нем плескался не пунш, а отрава. И тут же услышала ироничный смешок Дэниэла, который будто чувствовал, что я собираюсь отказаться.
Черт бы его побрал! Его! Его сексуальность! И его уверенность в том, что он меня знает!
Чувствуя медленно разгорающуюся внутри меня злость, я гордо задрала подбородок, прямо встретила его взгляд и потянула руку за бокалом. Но все же, постаралась сделать все, чтобы не соприкоснуться с ним пальцами. Но Дэниэл, будто испытывая меня на прочность, нарочно подтолкнул бокал чуть вперед, отчего кончики наших пальцев соприкоснулись. Лишь на мгновение, но и этого было достаточно.
Мне показалось, что из зала выкачали весь воздух. Я попыталась вдохнуть, но у меня не вышло. По телу прошел ток, а все нервные окончания сфокусировались на той единственной точке, где его холодные гладкие пальцы коснулись моих теплых. Я отдернула руку, едва не расплескав все содержимое бокала, и только тогда смогла судорожно вдохнуть в легкие воздух. Он же, казалось, ничего подобного не испытывал. В его глазах по-прежнему отражалось веселье, а губы кривились в полуулыбке-полуусмешке, которая действовала на меня так, словно меня со всего размаха швырнули головой о каменную стену.
Я ненавижу его, мысленно сказала я. Рука с бокалом поднялась ко рту, и я залпом выпила все его содержимое.
- Я наблюдал за тобой, - тихо сказал Дэниэл, лениво растягивая слова. – Тебе не кажется, что ты слишком много пьешь?
- Меня что-то одолела невероятная жажда, - огрызнулась я, и с этими словами отвернулась от него. Я была настолько не в себе в этот миг, что, наверное, выкинула бы что-то, за что потом мне пришлось бы покраснеть, но к счастью, где-то вдали промелькнула светлая макушка Суви, и я понеслась к ней, будто это был мой маяк, способный вытащить меня из штормового моря.

…Я не нашла Суви. Вечер был в разгаре, народу было столько, что я с трудом протискивалась сквозь толпу, а белокурые волосы, собранные в хвостик, оказались довольно таки популярной прической. Но зато я встретила Эммета. Он что-то объяснял одному из официантов, подозреваю, выполняя одно из очередных наставлений Элис, потому что как раз подошло время выносить огромный пирог. Ну, в общем, я подбежала к нему, и встала прямо перед ним, ожидая, когда он обратит на меня внимание. Он улыбнулся и по-отечески потрепал меня по щеке.
- Как проводишь время, солнышко? – пробасил он.
- Я… Я в норме. А ты как?
Я не знаю, почему я, черт возьми, не сказала Эммету о Дэниэле! Конечно, он был в команде Розали, всегда и вне зависимости от ситуации, но я могла, например, сказать, что Дэниэл преследует меня, а меня от него тошнит. И я уверена, Эммет бы разобрался с ним. Ну, сделал бы что-нибудь, пусть даже нажаловался Розали, и они бы вдвоем нашли способ если не вышвырнуть Дэниэла на улицу, то, по крайней мере, держать его на расстоянии от меня! Так вот, это все я прокручивала в голове, но мыслила так медленно, что Эммет чмокнув меня в лоб, ушел к следующему официанту, а я осталась стоять. Стоять как полная дура в одиночестве и бессильном негодовании. А тут еще оркестр затих и вместо бравурной мелодии, заиграла медленная и очень романтичная.
- Потанцуй со мной, - послышался голос у самого моего уха. Я подпрыгнула от неожиданности, и резко обернулась, отчего моя солнечная корона завалилась на один бок. И я не успела с независимым видом поправить ее, потому что это сделал он. Пренебрегая всеми барьерами, которые я выстроила между нами, он протянул свои длинные худые руки с красивыми пальцами и водрузил корону на место. А потом вытянул руку вперед ладонью вверх, жестом приглашая меня идти с ним.
Я недоверчиво посмотрела на его лицо полускрытое маской, потом на его руку.
Черта с два я пойду с ним танцевать. Черта с два…
- Боишься, Ренесми?
Я закрыла глаза и сосчитала до трех, чувствуя, как моя грудь, стянутая узким лифом платья, высоко поднялась в судорожном и глубоком, как перед прыжком в бездну, вдохе. «Не делай этого», - шепнул внутренний голос.
Конечно, я могла не принять его вызов. Это было бы куда правильнее и безопаснее. И конечно, я могла не обращать внимания на то, каким тоном он произнес мое имя. (Тем самым, который он припасал специально для меня, и который представлял собой нечто среднее между командой, ласковой просьбой и страстным шепотом). Но я, проклятая гордячка, лишь еще выше вздернула подбородок и вложила свою ладонь в его.
Будто искра проскочила между нами, но на этот раз я смогла удержаться от дрожи. Но при этом, могла поклясться, что он не смог. Для меня это было первое явственное доказательство того, что он не так спокоен, как хочет казаться. И я испугалась. И уже было хотела выдернуть руку, и послать к чертям и Дэниэла, и свою гордость, и броситься наутек, но не успела. Будто почувствовав, что я готова отступить, он ласково, но непреклонно сжал в своей ладони мои пальчики и повел меня к площадке, на которой в такт лиричной мелодии покачивались пары.
И пока я пыталась перебороть в себе тот букет пугающих ощущений, который Дэниэл вызвал к жизни одним своим присутствием, он привлек меня к себе, обнял и стал медленно покачиваться в такт мелодии.
Танцуя, он нежно, но твердо, как всегда бывало в наших танцах, прижимал меня к себе. Я ощущала, как его дыхание слабо шевелит волосы на моем виске. Моя рука лежала на его плече, там, где стальные мышцы плеча переходили в широкую грудь. Я хотела бы положить руку куда-нибудь в другое место, более безопасное и асексуальное, но ничего лучше придумать не могла. Его же ладонь покоилась на моей спине, и я мысленно поблагодарила портниху, которая отговорила меня от глубокого выреза сзади. Одна мысль о том, что его ладонь могла сейчас покоиться на моей голой спине, вызывала во мне дрожь.
Я ненавидела себя.
И будем считать, что я этого никогда не говорила, но Боже, как приятно было снова оказаться в кольце его рук. Плыть с ним по течению. Дышать с ним. Двигаться с ним.
Не знаю, подумаете ли вы, что это ужасная банальность или нет, но я не могу не сказать. Танцуя, я впервые призналась себе, что в физическом плане мы с ним идеально совместимы. Ну, знаете, будто мое тело создано специально для его тела. Будто бы когда-то давно мы были половинками чего-то одного и большого, а потом раскололись, пусть на неравные, но идеально подходящие друг другу части. Впадинка к выпуклости, плоскость к плоскости… По высоте, по ширине, по всем другим параметрам.
Я едва не застонала, но не смогла удержаться и уткнулась лбом в его плечо. Дэниэл явно не ожидал этого, потому что на какую-то долю секунды напрягся, а потом расслабился и прижал меня еще теснее.
Это было…
Невыносимо.
Невыносимо соблазнительно.
Невыносимо прекрасно.
Невыносимо неправильно.
Мы не разговаривали. И казалось, само молчание подливает масла в огонь, электризуя и без того накаленную обстановку вокруг нас.
Прошли месяцы с тех пор, как мы последний раз были так близки к друг другу. Последний раз, когда наши руки так долго и так… ТАК касались тел друг друга. И сейчас, снова как и в самые счастливые моменты нашей с Дэниэлом истории, во всех наших движениях не было притворства, наигранности или иронии. Не было желания покорить, уязвить или оттолкнуть. Вся эта нежность и бережность, и невозможность надышаться и натрогаться друг другом была выше любых игр разума. Это выходило естественно и инстинктивно, это не поддавалось голове и разуму, а потому было честно настолько, насколько два существа вообще могут быть честны друг перед другом. И если до этого мгновения я еще хоть как-то держалась, то теперь мне показалось, что я превратилась в мороженое, которое готово растаять прямо здесь и прямо сейчас, потому что ему было так жарко, так невыносимо жарко…
- Ренесми, - шепнул он, но я замотала головой, не давая ему продолжить.
Я не хотела, чтобы он говорил. Потому что, что бы он ни сказал, слова убьют эту возникшую хрупкую атмосферу интимности, и мне придется отстраниться от него и уйти. А я пока не хотела этого. В конце концов, сегодня Рождество, так почему я не могла позволить себе эту маленькую вольность или слабость, называйте как хотите, если она принесла с собой такую теплоту и комфорт.
- Ренесми…

[Natella]

Я вздохнула.
Ох, Дэниэл, ну почему же ты не можешь помолчать? Почему тебе обязательно нужно настоять на своем?
Я отстранилась от него, чувствуя, как чары нежности безвозвратно исчезают, а на их место приходит обида и досада, и посмотрела ему в глаза. Он смотрел на меня так, словно пытался проникнуть в мою голову и вытянуть на свет мысли.
- Что тебе нужно? – спросила я. К моему удовлетворению и немалому удивлению, мой голос прозвучал абсолютно спокойно и ровно, будто бы это не я мгновения назад таяла в его объятиях.
Он не ответил сразу. На долю секунды его глаза скрылись от меня за длинными ресницами.
- Что мне нужно? – шепнул он. И при этом его губы, как бы невзначай коснулись мочки моего уха.
Невзначай?
Боже мой! Это был такой расчетливый, продуманный жест, идущий в полный диссонанс с тем искренним единением, испытанным ранее, что я испытала внезапное отвращение к нему и себе.
В этот миг мне стало очевидно, что пришло время заканчивать эту смехотворную пародию на танец и убираться отсюда, пока у меня еще есть силы и крепость. Или заговорить твердо и внятно, чтобы разрушить эту паутину соблазнения и пошлости, в которые он меня впутывал. И чтобы он понял, что может не рассчитывать на меня в своих идиотских планах, какими бы они ни были.
- Отпусти меня, - пробормотала я.
Он не послушался. Естественно! Когда в этой жизни он меня слушался? Он всегда действовал по-своему!
- Я испытываю страшное и неприличное желание… - сказал он внезапно севшим голосом. - Поцеловать тебя.
Это был самый большой промах за сегодня с его стороны. Самый большой. Самый глупый. И самый спасительный для меня. Это наглое в своей откровенности заявление помогло мне вернуть самообладание. Руки и ноги снова налились силой. Позвоночник выпрямился. В душе забурлило негодование.
Музыка еще не закончилась, но я оттолкнула Дэниэла от себя, не заботясь, как это будет выглядеть со стороны. Несколько пар, которые танцевали рядом с нами, с интересом обернулись, видимо предвкушая скандал, но я бросила на Дэниэла лишь один взгляд, который, как я надеялась, выражал верх ненависти и презрения, и убежала. То есть, я гордо удалилась быстрым шагом.
Не знаю почему, но он оплошал на этот раз. Я-то думала, что уже ступила на тропу гибели, но он сам столкнул меня с нее. Столкнул, когда все, что ему нужно было делать – это молчать. И я бы поддалась магии момента, магии танца, его запаха и тела. Вместо этого, он лишь разозлил меня. Мне не было больно, отчаянно или страшно. Нет! Я кипела от ярости, от его самонадеянности, от его нахальности и выводящей из себя дерзости. Сейчас я не находила в них ни малейшей привлекательности или очарования. Они были просто смешны и фальшивы. Такие же, как и он сам. И все его действия и мотивы. И плевать мне, как бы это выглядело со стороны, но если бы я сейчас встретила маму или папу, ну, хоть кого-нибудь, я бы наябедничала и потребовала, чтобы Дэниэла выкинули за дверь. И на этом все было бы кончено, потому что папа никогда бы не допустил, чтобы Дэниэл еще хоть раз появился в нашем доме.
Как назло, когда очень нужно, никого из родных невозможно было отыскать. Исчезла Элис и Джаспер, не было ни следа Беллы и Эдварда, и даже блондинистых волос Роуз не наблюдалось в радиусе двадцати метров вокруг. Я обшарила глазами весь зал, но все безуспешно. Калленов и след простыл, впрочем, как и Дэниэла. Но его исчезновению я была только рада.
Подойдя к столику с напитками, я взяла себе еще один бокал пунша, и, игнорируя тревожный колокольчик в голове, призывающий одуматься и перестать пить, я отхлебнула пряную жидкость из стакана. Одна пожилая леди неодобрительно посмотрела на меня, но я дерзко улыбнулась ей и сказала:
- Как-то душно здесь, вам не кажется? – и залпом опорожнила стакан.
На самом деле, в зале действительно стало душно. То ли Элис переусердствовала с отоплением, то ли не продумала кондиционирование, то ли, сейчас я честно могла признаться, это недавняя близость Дэниэла изрядно подогрела меня. Но жарко было настолько, что я почувствовала, как ткань моего платья прилипла к спине, а волосы на висках увлажнились. Смирившись с тем, что я не найду себе компанию, я решила выйти на балкон. Глотнуть свежего воздуха, остудить тело, привести в порядок мысли.
Покинув шумный душный зал, я испытала мгновенное облегчение. Обхватив себя руками, я подставила лицо свежему ветру, чувствуя, как снежинки оседают на моих щеках, и тут же тают. Я дышала глубоко и размеренно, наслаждаясь проникновением холодного воздуха в разгоряченные легкие.
Я чувствовала себя так странно…
Как бы объяснить, чтобы вы поняли…
После того, как я покинула Вольтерру, я больше всего боялась встречи с Дэниэлом. И каждое наше последующее столкновение лицом к лицу на выставке, во дворе колледжа, сейчас на балу, вроде как только подтверждало факт, что я опасалась его не без причины. Он превращал меня в слабое затравленное существо…
Но ведь нет же! Это я, только я сама делала это с собой! Наша стычка во время танца наглядно продемонстрировала мне, что я в силах противостоять ему. Что я, а не он, способна задавать правила. Что я, а не он, могу диктовать правила. И что он, как и я, слаб, когда дело касается притяжения наших тел.
Боже, это было такое облегчение, понять все это. Глупо, глупо, глупо…Как же глупо я вела себя, дрожа от страха и неуверенности рядом с ним!
Я почувствовала, как мои губы растягиваются в улыбке. Уже давно я не испытывала такого спокойствия. Сделав еще пару глубоких вдохов и выдохов, я решила вернуться в зал. Я осторожно закрыла за собой стеклянные двери, ведущие на балкон, но вдруг напряглась.
Знакомый голос, звучащий из соседней комнаты.
Я медленно, стараясь не совершать лишних движений и почти не дышать, подошла к двери. Она была приоткрыта, и я ясно могла слышать голос Эдварда. Тихий, злой, напряженный. Такой жуткий, что у меня мурашки поползли по коже.
- Мне плевать, что ты решил! – воскликнул он. – У нас был уговор. Ты делаешь свое дело и уезжаешь. Мы договаривались, что ты не подойдешь к ней!
- Я передумал, - произнес второй голос. Голос, от которого будто земля покачнулась под ногами, а кровь отхлынула от лица.
- Плевать я хотел на это! Нашему договору конец. Алек укатил восвояси, а Ренесми осталась дома. И теперь я сделаю все, чтобы за Алеком отправился и ты.
Я едва не вскрикнула от этих слов, но успела зажать рот ладошкой, не позволив ни единому звуку сорваться с моих губ.
- Это не тебе решать, - спокойно ответил второй голос.
- Нет, черт возьми, мне! - почти прорычал Эдвард. – Элис говорила, что у тебя нет намерения остаться.
- У меня не было намерений остаться, - поправил его второй голос. – Теперь все иначе.
- Что же изменилось?
- Я хочу поговорить с Ренесми. И не важно, что тебе теперь в этом нет надобности. Я хочу поговорить с ней не для тебя, а для себя. И для нее тоже. Наши отношения не закончены.
- Черт тебя побрал, Дэниэл! Все давно закончено!
- Нет.
- Это будет война, - холодно прошипел Эдвард. – Я не для того выдергивал Ренесми из лап Алека, чтобы отдать ее тебе.
«Выдергивал», стало быть.
Нарочно.

[Natella]

Услышав эту жестокую правду, я не смогла сдержать судорожного всхлипа. Эдвард круто развернулся, все еще гневно сверкая глазами, и только тут сообразил, кто перед ним стоит. Гнев и ненависть в его взгляде сменилась ужасом, он оцепенел.
Я молчала. Я была не в состоянии вымолвить ни слова. Эдвард, похоже, тоже лишился дара речи, но ненадолго.
- Не смей даже думать, что ты хоть что-нибудь поняла из этого разговора, - выдавил он, делая шаг по направлению ко мне.
Ошибаешься, я поняла вполне достаточно, мысленно отозвалась я, но вслух так ничего и не произнесла. Эдвард еще больше помрачнел. А в моем затуманенном унижением и горечью мозгу все кусочки головоломки, наконец, сложились в одно целое. Стало ясно и поведение Дэниэла, и снисходительное отношение к нему Эдварда, и увертки Элис. Они все были заодно. И Роуз наверняка тоже, ведь дело касалось ее драгоценного Дэни. И мама… и…
О Боже…
Я почувствовала тошноту, ладони судорожно сжали горло.
- Дочка, - прошептал Эдвард, оказываясь рядом, чтобы подхватить меня, но я вывернулась из его рук.
- Никогда не прощу тебя за это! Никогда! – зло выкрикнула я.
Я развернулась, подобрала полы платья и бросилась бежать. Протиснувшись через зал, я выудила из гардероба свое пальто и, накинув его на плечи, выбежала на улицу.
Было холодно и морозно, но мне было все равно.
Я побежала вперед, чувствуя, как мороз щиплет кожу, а слезы застывают на щеках.

[Natella]

Глава 52. Накануне Рождества. Он

Розали говорит, что любовь меняет все.
На ее месте я бы тоже так считал.
Но я на своем.
И уже давно не верю в чудеса.
Конечно, вселенная Роуз полна сказок. Волшебных соединений сердец. Крепости семейных уз, взаимопонимания и поддержки. Но в моей вселенной все иначе.
ОК. Может быть, и в моей жизни когда-то было что-то подобное. Но оно лишь вспыхнуло, всколыхнув мои чувства, а потом безвозвратно ушло. И глупо думать, что можно повернуть время вспять и вновь испытать те незабываемые чувства защищенности, нужности и счастья. Особенно, если ты потерял все исключительно по своей вине.
Я ничего не обещал Роуз. Даже в этот период небывалой открытости в наших отношениях, я ничего не рассказал ей о соглашении с Эдвардом. О моих чувствах, когда я вижу Алека рядом с Ренесми. О тех чувствах, которые я испытываю, когда просто вижу ее. Но, по сути, для Розали это было и неважно. Я видел, что ей достаточно просто быть рядом со мной. И порой я даже чувствовал себя некомфортно, осознавая себя носителем такой вселенской любви и доброты, какими она окружила меня. Полагаю, нарочно. Все еще надеясь изменить мое намерение уехать. Одному. В никуда.
Прошло ведь совсем немного времени, но Роуз сделала все, чтобы расшевелить во мне воспоминания о прошлой жизни. Она будто бы невзначай вспоминала о моих достижениях в спорте, разжигая внутри меня тоску по соревнованиям. Вскользь упоминала о бывших партнерах по команде, которые в отсутствии меня вышли на первые роли, всколыхивая дух соперничества. Она говорила, как важно, когда есть кто-то, с кем ты всегда можешь поговорить, заставляя меня осознавать свое одиночество. И совсем бесстыдно заявляла, как жизненно необходимо для каждого проводить праздники с родными и близкими. И в контексте неумолимо приближающегося Рождества, я понимал, к чему она клонит. К тому же, Роуз выполнила свою главную миссию – заставила меня еще больше думать о Ренесми. О нашем прошлом, настоящем и будущем. «Ты никогда не уедешь от нее. Даже если окажется далеко, твои мысли всегда будут рядом с ней», - сказала она. И как я ни старался, я не мог выкинуть эти слова из головы.
Я больше не пытался встретиться с Ренесми. После той не самой удачной встречи у колледжа Эдвард позвонил мне и сказал, что будет лучше дать Ренесми какое-то время, чтобы прийти в себя (как будто бы я этого не понимал, и как если бы мне самому не нужно было то же самое). И мы решили, что будет лучше оставить наш новый разговор до рождественского бала в доме Калленов. И хоть мне не слишком-то хотелось снова возвращаться в Грейшотт (слишком много самых противоречивых воспоминаний было связано с этим домом), я согласился.
Время до Рождества летело на удивление быстро. Неотвратимость новой встречи с Несс придала моим нервам выдержки, а чувствам передышку, и я смог, наконец, расслабиться и дать себе отдохнуть. Конечно не один, а под домашним присмотром и развлечениями с Розали и, не заставившим себя долго ждать, Эмметом. В первые две минуты нашей встречи он воинственно изучал меня, а потом раскрыл свои медвежьи объятия, и когда я не поспешил к нему на встречу, сам как-то по-отечески сгреб меня в охапку. А Роуз сначала довольно наблюдала за нами, а потом подошла поближе и тоже «влилась» в это «семейное-переплетение-тел».
Но, вы же понимаете, мы живем в реальном мире и все не могло быть так радужно слишком долго. Гром грянул оттуда, откуда я уже перестал его ждать. За день до вечеринки у Калленов мне вдруг позвонил Эдвард и без объяснений заявил, что больше не нуждается во мне, а мое приглашение на бал недействительно.
И это означало конец. Конец меня и Ренесми.
Так думал Эдвард. Так обещал ему я. Так мы планировали.
Но сейчас, перед лицом вечной разлуки, я вдруг осознал, что перспектива больше никогда не видеть Ренесми произвела на меня эффект разорвавшейся бомбы. На какую-то долю секунды я будто бы потерял ориентацию в мире. Я чувствовал растерянность. Пока на ее место не пришла паника. Мгновенная. Острая. И очень неприятная. И не нужно было быть Эйнштейном, чтобы понять – я не готов так просто уйти. Чем бы не обернулось для меня это решение, я пообещал себе еще раз встретиться с Ренесми. Не чтобы позлить Эдварда, и узнать, что заставило его изменить планы. А чтобы дать себе и Ренесми еще один шанс… Шанс поговорить и простить. Чтобы было проще жить дальше.
После нашей эмоциональной встречи я не сомневался – это было нужно нам обоим.
Вместе с расторжением договора с Эдвардом, пришла свобода в мыслях. Ну, в том смысле, что я больше не был обязан оставлять свой разум открытым для вторжения, и, конечно, воспользовался этой возможностью. И сразу почувствовал себя в разы увереннее.
Мне стало интересно, что подумал Эдвард, поняв, что я больше не в его власти. Очевидно, что с его стороны было совсем нелогично так бескомпромиссно «отшивать» меня. Но кто я такой, чтобы понимать Эдварда Каллена? У этого чувака на уме всегда одна неразбериха…
Как бы то ни было, подбадриваемый Розали, я без особого напряга дождался заветного дня. Сначала она пыталась настоять, чтобы мы провели Рождество втроем – я, Эммет и она, но когда я сказал ей, что хочу повидаться с Ренесми на празднике, она искренне обрадовалась. И даже не стала задавать лишних вопросов. Лишь улыбнулась, а ее лицо засияло как рождественская лампочка.
Я настоял на том, что в Грейшотт поеду один. Вот уж чего мне не нужно было – так это сопровождения «взрослых». Так что в назначенный день я надел новый костюм, накинул на плечи плащ с красной подкладкой, захватил с собой маску и без пятнадцати девять покинул свой номер в отеле.
Я мог бы еще очень долго рассуждать о своих чувствах в тот день. Соотносить их с праздником, с маскарадом, с размахом банкета и прелестью декора, но все это пустое. Ничто, по сравнению с тем, что я испытывал, понимая, что вот-вот увижу Ренесми. Я горел изнутри. И огонь этот вызывала одна лишь Она. Она и мысль о нашей скорой встрече.
Я не знал, что скажу ей. Я пробовал репетировать речь, какое-то объяснение, но выходило так отвратительно сентиментально, что я сдался. Решил, что в нужное время мозг включится и подскажет мне верные слова. На самом же деле случилось прямо противоположное. Когда я, наконец, увидел Ренесми в нарядной толпе, такую божественно прекрасную в своем золотистом одеянии, с сияющими глазами, с разрумяненными от танцев щеками и смеющимися губами, мой мозг отключился окончательно. И я больше не мог не то, что логически рассуждать, а вообще мыслить связно. Мне оставалось лишь смотреть. А смотреть было на что.
Ренесми развлекалась. От души, полностью отдавшись безудержному веселью. Такие моменты как этот случались нечасто. А может быть, просто я становился их свидетелем лишь изредка. Но я помнил Ренесми такой свободной, раскрепощенной и жизнерадостной лишь в тот короткий период, который мы вместе провели в Лондоне. Только вдвоем, еще не отягощенные вампирскими заморочками и запретами. Молодые, страстные, веселые. Мы любили друг друга, гуляли, развлекались. И на одной из вечеринок Ренесми танцевала вот прям как сейчас. И как сейчас, я тогда не мог отвести от нее глаз.
Она веселилась совсем как ребенок. Так искренне. Так полно и глубоко. Она морщила носик и запрокидывала голову, когда смеялась. Ее волосы, уложенные короной, переливались здоровым блеском. Золотая диадема почти неприлично вспыхивала в отблесках фонариков. Длинные серьги подпрыгивали.
А танцевала она совсем как богиня. Легко. Непринужденно. Естественно. Ее не смущало ни длинное платье, ни узкий корсет, ни туфли на каблуках. Она радостно крутилась и вертелась, взмахивала руками, поводила плечиком, из-под подола ее платья то и дело появлялись носики ее туфлей и тонкие щиколотки. Грудь вздымалась. Бедра соблазнительно покачивались…
В ту минуту меня как громом поразило, и я вдруг понял… Раньше не понимал, а теперь понял. Понял, что вновь увидев Ренесми, вновь почувствовав и подышав ею, я исполнился отчаянного желания быть рядом с ней, быть частью ее жизни и чтобы она снова стала частью моей. И только это, а не дурацкое предложение Эдварда или муки совести, заставило меня остаться. Только это. Потому что в глубине души я всегда знал, что любовь никуда не уходила… И сейчас, пройдя сквозь столько испытаний, преодолев столько преград, она может быть даже стала сильнее. Если такое вообще возможно.
Мне стало почти физически больно от желания вернуть Ренесми. Внутри меня все вдруг вспыхнуло, веном заструился по венам, а перед глазами стали мелькать картинки другой, возможной реальности….

[Natella]

Вот я звоню ей, как ни в чем не бывало. И она рада меня слышать. Или вот я встречаю ее после колледжа, а потом слушаю ее болтовню о занятиях, сидя в уютном кафе и глядя, как она потягивает латте. Или вот я в ее комнате, сижу на кровати, а она рисует. И я вижу, как сосредоточенно она грызет деревянный кончик кисти, а потом, когда на нее снисходит озарение, она начинает рисовать. И я снова наблюдаю все перемены в ее настроении. Чувствую, когда она рада, и когда грустит. Когда она спокойна, и когда бушует. Радостно ожидаю утро, зная, что день подарит мне встречу с ней. И счастливо встречаю ночь, глядя, как она засыпает…
В тот момент я совсем не думал о причинах, по которым я оставил ее. О причинах, которые все еще были актуальны. О той боли, которую я причинил нам обоим. О жажде. Об опасности. О невозможности нашего воссоединения. Тогда я не мог думать о них. Или просто не хотел. Просто не мог испортить сказку этого вечера. А для меня, все это и было сказкой. Сказкой, которая случилась со мной в ночь накануне Рождества.

Я стоял у стены и жадно наблюдал за ней. Несколько минут, а может быть час. И было странно оставаться незамеченным так долго. Но Ренесми была так поглощена своим весельем, что будто бы вообще отключилась от окружающего мира. И я с радостью принял это положение вещей. Потому что для меня это были подсмотренные моменты Ренесми в беззаботности и легкости – ведь рядом со мной она уже давно не могла вести себя так же. Раньше могла, а теперь нет. И уже, наверное, никогда не сможет. И понимая это, я не торопился в душе и не бежал вперед в реальности. Я ждал и упивался моментом…
… И когда Ренесми, наконец, заметила меня, я даже расстроился. Потому что когда наши взгляды встретились, она сразу напряглась и занервничала. Улыбка исчезла с ее лица, и она замерла, удивленная и обескураженная. И даже на тысячную долю не такая счастливая, какой она была мгновения назад.
Но у нашего, возникшего лишь от взгляда, эмоционального контакта, были свои плюсы. Электричество. Такое бурное и опасное, что мне пришлось приложить изрядные усилия, чтобы не броситься к Ренесми в тот же миг. И наслаждение. Извращенное наслаждение от одной лишь возможности рассмотреть ее как следует. С ног до головы. Не пропуская ни миллиметра…
И люди, будто в кино, расступились, делая нас еще ближе друг к другу. Оставляя между нами все меньше преград. И только несколько метров вибрирующего воздуха, и она и я на разных полюсах.
Ренесми была восхитительна в самом прекрасном смысле этого слова. Жалко, что я не художник. Если бы был им, я бы рисовал только ее, находя в этом утонченно-извращенное удовольствие. Я бы выписывал каждый сантиметр ее кожи, грацию ее фигуры, блеск волос, прелесть лица. Я бы любовался ею. И только ею.
Но я не был художником. Я был испорченным Дэниэлом Дэвисом. И никакие возвышенные чувства не могли сравниться с тем бешеным сексуальным влечением, которое проснулось во мне, когда мы встретились. Я не мог оторвать от нее глаз. Дух захватило, а в горле пересохло. В этот момент я желал ее так сильно, что мне казалось, будто все вокруг чувствуют мою страсть, так реальна она была. И будь я проклят, но она чувствовала тоже самое. Такую страсть, какая была у нас, невозможно было игнорировать. И я почувствовал эгоистичное удовлетворение, что даже спустя столько времени, я все еще способен вызывать в ней ответную реакцию…
Я не хотел напугать ее, но так вышло. Так вышло, и я ничего не мог с собой поделать. Так что когда она ушла, словно сбросила оцепенение, вызванное нашим взаимным влечением, мне пришлось пойти следом за ней. Потому что в тот вечер я не мог быть вдали от нее.
Я помог ей налить пунш. Она так разволновалась, что не могла сделать это самостоятельно. И хоть я был против того, чтобы она много пила, я испытывал искреннее наслаждение, помогая ей. И чувствовал себя едва ли не на 10-м небе, когда наши пальцы невзначай соприкоснулись.
Но Ренесми явно не была также счастлива, находясь в непосредственной близости от меня. Она залпом опорожнила свой бокал, и убежала от меня. А я отправился было за ней, но на моем пути встала Роуз.
Прекрасное видение в бело-серебристом.
Снежная королева.
Она обняла меня и шепнула на ушко, что я на правильном пути и она на моей стороне. И еще она сказала, что Алек уехал, а я могу больше не волноваться…И мне сразу стало понятно поведение Эдварда. Но внезапно это перестало иметь хоть какое-то значение. В моей рождественской сказке не было места ни Вольтури, ни Калленам. Только Ренесми и я. И я не позволил себе вдаваться в подробности и что-то выяснять. С неожиданной даже для себя нежностью я обнял Розали и сказал, что она прекрасна, и я ее люблю. И когда она просияла, ласково погладив меня по щеке, я ушел…
Наверное, мы с Несс действительно были магнитами. Она плюсом, а я минусом. И когда мы находились в одном помещении, мы просто не могли не замечать друг друга. А как иначе объяснить то, что я увидел ее, как только отвернулся от Розали?
Она стояла одна в другом конце зала, но все мои мысли, чувства, ощущения сразу распознали ее в толпе. И я не смог противиться, да и не пытался, и пошел к ней навстречу. А тут еще, как по моему специальному заказу, оркестр затих и вместо бравурной мелодии, заиграла медленная и очень романтичная.
Я затаил дыхание, а потом медленно вдохнул ее запах и тихо сказал:
- Потанцуй со мной.
Мне кажется, она ждала чего-то подобного. Меня – определенно. Но она все равно вздрогнула, и когда резко обернулась, в ее глазах застыло изумление. Но заглядывая в их выражение глубже, тщательнее и пытливее, я мог увидеть в них другое… Покорность. Будто бы она знала, что я приду. И приняла это. Потому что мы оба понимали, что что-то уже происходит между нами. Что-то, что не зависит от нашего желания и поступков, потому что это сильнее нас. И нам не осталось ничего, как только сыграть свою роль, а это «что-то» расставит все по своим местам…
Но я отвлекся. От резкого движения ее корона немного сдвинулась набок, и я с нескрываемым удовольствием водрузил ее на место раньше, чем это успела сделать она. И в ее глазах на долю секунды вспыхнули негодование и протест, но они так и не успели перерасти в нечто иное. Потому что я вытянул руку вперед ладонью вверх, жестом приглашая ее танцевать со мной.
- Боишься, Ренесми? – тихо поддел я, видя, что она не торопиться принимать мою руку. И получил самое утонченное удовольствие, понимая, что она ни за что не откажет, учитывая во внимание этот вызов.
И я не ошибся. Она горделиво вздернула подбородок, сверкнула глазами (Боже! Она была великолепна в этот миг!) и вложила свою ладошку в мою.
Я с трудом сдержал вздох изумления…
Может быть это была магия? Или все то же, а я просто так и не смог привыкнуть к тому невообразимому накалу страсти между нами? Страсти, которая вспыхивала от малейшего прикосновения, близкого дыхания, мимолетного касания. Страсти, которая билась и искрилась. Страсти, которая покоряла и возвышала. Страсти, которая делала все вокруг неважным…
Остатки связных мыслей и приготовленных для встречи слов вылетели из моей головы. Чувствуя себя где-то в неведомых глубинах рая, я обнял Ренесми и привлек ее к себе.
И мы танцевали.
Слегка напряженная вначале, к середине танца Ренесми будто бы перестала бороться и расслабилась. Она как раньше, уткнулась лбом в мое плечо. И это было так неожиданно, что на мгновение я опешил. А потом лишь привлек ее еще теснее. И она отвечала мне. На все мои невысказанные вслух чувства, на мои эмоции и чувства. Я сразу почувствовал это, поскольку знал ее, как самого себя. В этот миг она вновь принадлежала мне.
Я думаю, Ренесми была специально придумана для меня. Иначе, как объяснить тот очевидный факт нашего полного и безоговорочного физического дополнения друг друга? Когда ты будто чувствуешь наперед движения другого, его касания и повороты, его сердцебиение и дыхание. Это как привязанность к сноуборду, только еще глубже и сильнее. Это феерическое ощущение, когда ты полностью уверен в чем-то и не боишься. Тогда даже самые экстремальные вершины нипочем…
Я старался держать себя в руках. Старался не выплеснуть на Ренесми все то, что я чувствовал, чтобы не испугать ее. Но накопившаяся горечь, накопившаяся страсть и тоска рвались наружу.
- Ренесми, - тихо начал я, но она замотала головой, не давая мне продолжить.
Но я уже не мог остановиться.
- Ренесми…

[Natella]

Она вздохнула и отстранилась от меня. И в ее глазах я увидел разочарование. И будто окончание нашей сказки.
- Что тебе нужно? – спросила она.
- Что мне нужно? – повторил я.
«Мне нужно, чтобы ты простила меня».
«Мне нужно, чтобы ты позволила мне вернуться»
«Мне нужно снова быть рядом с тобой»
Я не сказал ничего из этого. Не смог. Потому что я был слабак и тюфяк.
И я как и прежде «нажал» на наше непререкаемое сексуальное притяжение. Слегка подался вперед, нарочно касаясь губами ее волос и мочки уха.
- Отпусти меня, - тут же пробормотала она.
Но я не мог. Боже, я не мог отпустить ее по своей воле.
- Я испытываю страшное и неприличное желание… - сказал я внезапно севшим голосом, чувствуя, что просто не могу больше сдерживаться. - Поцеловать тебя.
И еще до того как я произнес эти слова, я понял, что совершил непростительную ошибку. Музыка еще не закончилась, но Ренесми оттолкнула меня. Бросила на меня взгляд полный презрения и гордо удалилась. А я был настолько выбит из колеи стремлением к прощению, плещущейся через край любовью, жаждой обладания, что не последовал за нею.
Это было чересчур.
Это было ненормально.
Это было взрывоопасно, приближаться к ней так близко.
Это было на грани между злом и еще большим злом, у той самой черты, за которой я полностью переставал контролировать себя.
Я был обескуражен. Не самой встречей, а своим поведением. Своим полным забвением. Отторжением реального мира. Своими неконтролируемыми инстинктами рядом с ней. Своей бешеной страстью. Своей пышущей любовью. Своими чувствами, от которых хоть кричи, хоть плачь, не скрыться…
Чувствуя странное головокружение, я кое-как нашел выход на террасу. Очутившись на холоде, я слегка наклонился вперед и стал массировать виски пальцами, стараясь привести себя в более или менее нормальное состояние… Здесь меня и нашел Эдвард. И едва ли это было самым удачным временем для нашего разговора.
Если бы я мог, я бы ушел. Но я не мог. Не из-за внезапного физического недомогания, нет. Я не мог уйти, потому что Ренесми оставалась здесь. Понимать это было страшно. Еще никогда раньше я не чувствовал такой полной и такой сильной власти Ренесми над собой. И мне кажется, только сейчас я полностью осознал всю силу моих чувств к ней…
- Решил испытать степень моего терпения? – между тем холодно бросил Эдвард.
- Я говорил тебе, что мне нужно поговорить с Ренесми, - тихо ответил я, изо всех сил пытаясь привести себя в норму. Потому что сейчас, когда я остался один на один с Эдвардом, мне нужна была трезвая голова и уверенность.
- Кажется, ты забыл условия нашего договора! – вскрикнул он, и я думал, что сейчас он растерзает меня, такой злобой загорелись его глаза. Но ничего не случилось. Эдвард на то и был Эдвардом, чтобы внезапно успокоиться и тихо сказать, указывая на дверь в библиотеку:
- Поговорим здесь.
Я смутно помню наш разговор. Я старался сосредоточиться и объяснить Эдварду, что мне все еще необходимо поговорить с Ренесми, но в голове шумело и искрило. Потому что я никак не мог прийти в себя после того, как вторично «открыл» в себе безбашенную любовь к ней. Я понимал, что мне не убедить Эдварда, что я не хочу ничего плохого. Что я боготворю его дочь и что я скорее умру, чем еще раз сделаю ей больно. Я понимал, и поэтому даже не пытался что-то сделать, лишь будто во сне стоял на своем. И проснулся лишь когда Эдвард совсем распалившись зашипел: «Это будет война. Я не для того выдергивал Ренесми из лап Алека, чтобы отдать ее тебе», а у двери послышался вскрик.
Я обернулся на голос. И Эдвард сделал тоже самое. И тогда и я, и он поняли, что этот наш никчемный разговор только что изменил свой статус, превратившись в самое важное событие этого дня.
Если бы все не было так серьезно, я бы рассмеялся. Все выглядело как в пошловатом фильме. И на Эдварда было страшно смотреть, когда он понял, кто стал невольным свидетелем нашего объяснения. Он был не то в шоке, не то в панике, не то в печали…
«Никогда не прощу тебя за это! Никогда!» - раздалось у двери, а потом зашуршали юбки и я увидел удаляющуюся тоненькую фигурку Ренесми.
Эдвард хотел было броситься за ней следом, но потом вдруг сгорбился и тяжело и как-то обреченно опустился на кресло у стены.
- Я найду ее, - тихо сказал я, чувствуя, как адреналин прогоняет прочь меланхолию и туман из сознания. Я не хотел, но тон, каким я произнес эти слова, вышел извиняющимся. Но я знал, что мне не за что было просить прощения. Только не на этот раз.
Эдвард даже не взглянул на меня и ничего не ответил. Да мне и не нужно было его позволение.

Я мог представить, как Ренесми чувствовала себя сейчас. Так, словно у нее из-под ног ушла земля и больше не на что опереться. И не осталось никого вокруг, кому бы она могла довериться…
Я сам чувствовал нечто подобное. Раньше. Не сейчас. Сейчас Ренесми и мысль о том, что я должен вернуть ее в свою жизнь стала моей опорой.
Обшарив взглядом бальную залу, в которой все еще толпился народ, и не найдя ни следа Ренесми, я поднялся наверх. Оставшись незамеченным, я осторожно проверил ее комнату, стараясь не поддаваться дикой смеси ностальгии, эйфории и затаенной боли, которая всколыхнулась в моей душе, едва я зашел туда. Туда, где случилось непоправимое, и где я однажды уже попрощался с Несс. Тогда я думал, что навсегда и ради нее. Сейчас я просто не знал.
Убедившись, что в комнату Ренесми не возвращалась, я открыл окно в ее спальне… А в следующий миг уже обходил кругом дом, пытаясь отыскать следы. И я нашел. Узенькую дорожку следов, уже слегка припорошенную падающим снегом, ведущую от парадного входа в особняк, мимо заднего двора к озеру.
Чувствуя поднимающуюся в душе панику, я шел по следу, отгоняя пугающие мысли о тоненьком льду на озере. Конечно, Ренесми была в состоянии позаботиться о себе. Она это всем доказала. Но сейчас она была такой подавленной, такой одинокой… Такой возбужденной и взволнованной, что, конечно, он и не думала об осторожности.
Как я и предполагал, тропинка следов, петляя через деревья, вывела меня к озеру, покрытому тонкой коркой льда. Здесь я остановился.
Хотя до особняка Калленов было не больше пяти минут ходьбы, озеро, окруженное густым лесом, казалось, находилось на какой-то другой планете. Было тихо. Огни деревни здесь не властвовали. И только серебристая луна освещала ночь. На мгновение у меня появилось странное ощущение полной оторванности от мира. Словно я совсем один. Словно Ренесми вообще не существовало…
И как раз когда ощущение уединения стало совсем полным, я вдруг увидел ее. Она стояла там, где озеро почти сливалось с лесом, поэтому я сразу не заметил ее. Одинокая фигурка в золотистом платье, поверх которого было наброшено черное пальто. Одинокая и печальная. Даже через разделяющее нас расстояние я чувствовал ее грусть. Может быть по сгорбленной спине, может быть по обхватывающим тело рукам или по тому самому потоку электричества, которое шло от нее ко мне и обратно…
Чувствуя необъяснимую робость, я подошел к ней и остановился рядом. Она медленно повернула голову, встретилась со мной глазами.
Я сглотнул.

[Natella]

На меня будто посмотрел призрак. Бледное лицо в свете серебристой луны казалось безжизненным, глаза – совершенно пустыми.
Так и не сказав ни слова, она снова отвернулась от меня.
Я не стал торопить ее, что-то говорить, стараться вывести ее из этого транса. Я дал ей время самой прийти в себя. Самой, но не одной. Мне было важно, что она знает, что я рядом.
Мы простояли молча еще несколько минут. И, наверное, стояли бы еще какое-то время, но я вдруг почувствовал, как тело Ренесми едва заметно содрогается. Внимательно осмотрев ее с ног до головы, я отметил голую шею, руки без перчаток и, самое ужасное, золотистые туфельки, утопающие в снегу.
Мысленно я отругал себя за тупость и недальновидность. Нужно было сразу подумать о холоде! И хотя бы захватить пальто. Тогда бы я смог хоть немного согреть ее, а не стоять сейчас в растерянности, понимая, что я ничего не могу ей предложить…
- Хватит, - решительно сказал я, разворачивая Ренесми к себе, как куклу, и быстро застегивая пуговицы на ее пальто. Конечно, это ее не согреет, но хотя бы немного защитит от снега и ветра. – Пойдем, ты совсем окоченела.
Она подняла на меня глаза, и мне показалось, что сейчас она скажет мне катиться ко всем чертям, но я ошибся. Посиневшими от холода губами (я еще раз ругнулся на себя и свою тупоголовость) она шепнула:
- Я не хочу домой.
- Я отвезу тебя в другое место, - тихо пообещал я, неловко растерев ее плечи.
В молчании мы проделали весь обратный путь. И только снежинки танцевали вокруг нас. Ренесми шла довольно быстро, но, конечно, не так как я. Я легко мог взять ее на руки – тогда мы дошли бы быстрее, а значит, она согрелась бы быстрее, но я этого не сделал. Это было бы слишком мелодраматично. И еще мне казалось, что Ренесми сейчас важно держать дистанцию. Со всеми. Скорее из-за этого, а не из-за киношности возможного поступка, я не даже не предложил ей этого.
Бок о бок, выдерживая дистанцию между нашими телами, мы проделали путь до дороги, обойдя стороной дом Калленов.
- Подожди меня одну минуту, - тихо сказал я. – Я заберу машину с парковки.
Она лишь кивнула.
Я боялся ее оставлять, потому что не знал, дождется ли она меня. Мне казалось, что если она встретит машину, то махнет рукой и уедет. И даже не вспомнит, что я рядом…
Я приехал за ней минуты через две. Она стояла на том же месте. Как маленькая ледяная скульптурка.
Я вылез из машины и открыл для нее дверь.
- Рыцарь с большой дороги, - с иронией прошептала она дрожащим голосом, но все же села.
Когда я завел мотор, она секунду пытливо смотрела на меня, а потом закрыла глаза и откинулась на сиденье. И все это в почти звенящей тишине…
Я вырулил с обочины и, набирая скорость, понесся вперед. Ренесми сидела неподвижно. И если бы не ее прерывистое дыхание, я бы подумал, что она спит. Печка работала на полную, но ее по-прежнему била дрожь. Мне очень хотелось как-то согреть ее, но я не знал, как. У меня в машине не было ни пледа, как раньше, ни чужой куртки, а у меня самого температура тела была едва ли не минусовая… Хотя сегодня рядом с Ренесми меня постоянно бросало в жар…
Я думаю, мои мысли кажутся вам обрывочными. Но они и были такими в эту рождественскую ночь. Странную, непредсказуемую и невыносимо чувственную ночь, когда события развивались со скоростью света и в таких направлениях, которые никто и предположить не мог.

[Natella]

Глава 53. Близость. Он

Если бы не абсолютно отчетливое сиплое дыхание Ренесми и ее стучащие зубы, я бы подумал, что эта ночь – одна из моих галлюцинаций. Полночный бред, вызванный к жизни очередным неосторожным воспоминанием, запахом ее духов на теле случайной прохожей или рыжевато-соломенной макушкой, промелькнувшей в толпе…
Как триллионы событий назад, мы снова вдвоем колесим по пустым дорогам: за окном мелькают огни и светофоры, луна без спроса заглядывает в лобовое стекло, а ветер глухо воет, сливаясь с непрерывным шумом мотора. И в темноте пляшут снежинки. И тихо играет радио. И я слышу, как она дышит, а ее запах окутывает меня: чаруя, покоряя, окрыляя…
Только Ренесми сейчас не была такой, какой обычно являлась ко мне в фантазиях. Она не улыбалась зазывно и соблазняюще, она не поглядывала на меня игриво-волнующе, она не наклонялась и не шептала мне на ушко какие-нибудь дерзкие глупости. Вместо той живой, открытой и жизнелюбивой девушки из прошлого рядом со мной сейчас сидела мумия. Человеческая маска. Безразличная ко всему окружающему обертка. Она болезненно закусывала губы и напряженно вглядывалась в ночную тьму, и до меня ей не было никакого дела.
Я не был глупцом. По крайней мере, не был им постоянно. И я прекрасно понимал, что ожидать от Ренесми какой-то, пусть даже самой незначительной, радости сейчас было верхом безумства. Я был удобен ей. Только и всего. Я мог увезти ее от проблем. Оказался рядом, когда отторжение родного дома на миг даже пересилило ненависть ко мне. Но пройдет чуть-чуть времени, она образумится, поймет, что поступок Эдварда легко объяснить безграничной любовью отца к дочери и тогда снова отгородится от меня. Не только мысленно, но и физически.
Мне кажется, я был готов к этому. Я имею в виду, что был готов к ее пробуждению от болезненного транса и отторжению от меня в любую секунду. И, наверное, именно это понимание зыбкости происходящего помогло мне справиться с собой. Унять голод, навести порядок в своей голове, отделить весь остальной мир от тех нескольких квадратных метров, в которых находились мы с Несс. И защитить его. Этот маленький островок действительности, в котором была она и был я. А больше ничего не существовало. И я был готов охранять все это так долго, как только она позволит мне. Поэтому я не думал о расставании. Не хотел портить ни секунды, проведенной в ее обществе. Она была рядом. Пусть на день, пусть на пару часов, пусть даже на короткие мгновения. Пока это было все, о чем я смел мечтать.
Мы проделали больше половины пути к Лондону, когда она впервые заговорила.
- Куда мы едем? – раздался ее тихий шепот.
Я так привык к молчанию, что даже не сразу среагировал на ее слова. Потом хотел спросить, не все ли равно куда, но почему-то не спросил. Мне показалось, что сейчас нужно очень осторожно подбирать слова – чтобы не спугнуть ее.
- Ко мне, - спустя десятисекундное раздумье все-таки ответил я сухо, но внутренне напрягся, ожидая протеста с ее стороны.
- Почему? - спросила она.
- А почему нет?
Она едва заметно пожала плечами и на несколько минут снова затаилась. А я сделал вид, что полностью сосредоточился на вождении, хоть это и было глупо. В эту рождественскую ночь машин было очень мало. Разве что такси изредка проезжали мимо нас, ослепляя светом фар.
То, что Ренесми не закричала, чтобы я остановил машину или отвез ее в какое-нибудь известное ей место, было хорошим знаком, но я никак не мог расслабиться. Мне казалось, что стоит мне сказать лишь одно неосторожное слово или как-то не так посмотреть на нее, и она ускользнет от меня, как вода сквозь пальцы. И я изо всех сил сдерживался, чтобы не отпугнуть ее: не говорил, хотя хотел сказать так много, и не смотрел, хотя больше всего желал никогда не отводить он нее глаз…
Мой отель располагался недалеко от ее колледжа. Я видел, что она узнает дорогу, но никаких комментариев от нее не последовало. А значит, мне не нужно было ничего объяснять.
Мы въехали во двор отеля, и нас тут же встретил швейцар в униформе. Но я не стал передавать ему ключи. Просто не знал, как поведет себя Ренесми, когда для нее придет время по-настоящему выбирать, выходит ли она со мной или нет. Чтобы не травмировать психику бедного парня, я предусмотрительно решил пока оставаться с Несс наедине. Мне казалось, что она все еще находится где-то там, в удалении часа назад, когда она стала свидетелем нашей с Эдвардом сцены, и до конца не осознает окружающую ее действительность. Поэтому я самостоятельно проехал и припарковал машину на подземной парковке. Когда мотор замолчал, я откинулся на сидении и повернул голову, впервые без утайки смотря на Ренесми и ожидая ее решения.
- Мы приехали, - сказал я, видя, что она по-прежнему не двигается.
- Я вижу, - ответила она, не делая никаких попыток выйти из машины.
- Ты передумала? – осторожно спросил я, предчувствуя горечь разочарования.
Вот сейчас она попросит меня отвезти ее обратно домой… Или к Суви… И я навсегда потеряю шанс поговорить с ней.
- Я не передумала, - между тем спокойно сказала она, впервые встречая мой взгляд. – Я хочу убедиться, что ты понимаешь, что все это…, - она неопределенно махнула рукой. – Все это ничего не меняет между мной и тобой. Все остается по-прежнему.
- То есть, ты хочешь сказать, что все еще ненавидишь меня? – напряженно пошутил я.
Она недовольно скривила губы, глубоко вздохнула, а потом пробормотала:
- Это не имеет значения. Завтра я уйду.
- Я знаю, - теперь настал мой черед отвечать односложно. Иначе я просто не мог. Неприятно было снова убеждаться, что Ренесми не терпится избавиться от моего общества.
- Хорошо, что ты знаешь, - резковато ответила она, а потом дернула ручку и открыла дверь, впуская в салон порыв холодного ветра.

Мы поднимались в мой номер как чужие или наоборот, очень близкие люди, но после тяжелой ссоры. Она куталась в пальто и смотрела в пол. Я вертел в пальцах ключи и смотрел строго вперед. Между нами лежала пропасть, но каким-то непостижимым образом я ощущал незримую, но оттого не менее реальную взаимосвязь между ней и мною. Как всегда, но сейчас более… Более резкую, что ли? Будто нас связывают оголенные провода, которые при малейшем неосторожном движении шибанут током до полусмерти.
В молчании я открыл дверь номера и пропустил Ренесми вперед. Она вошла внутрь, даже не посмотрев по сторонам, не выказав ни малейшей доли любопытства, столь свойственного ей ранее. Она лишь аккуратно сняла с себя пальто, повесив его на спинку стула, и, тихо шурша складками платья, опустилась на диван.
- Может быть, будет лучше, если ты ляжешь в постель, - предложил я, изучая ее тоненькую фигурку в золотом ореоле шифона и складок.
Она едва заметно покачала головой и закрыла глаза, буквально растекаясь по дивану. Она не плакала, не злилась, не кричала… Вообще не выказывала никаких эмоций. И это было даже еще более страшно, чем если бы она залила мой пол слезами или осколками посуды. Потому что такое поведение было настолько не в характере той Несс, которую я знал, что это полностью сбило меня с толку. И я впервые за весь подумал, что она, должно быть, ужасно устала. Сегодняшний вечер явился для нее тяжелым эмоциональным испытанием. И тут был не только отъезд Алека и «предательство» Эдварда, но и я…
- Хочешь чего-нибудь? – тихо спросил я, опускаясь на корточки рядом с диваном, с трудом удерживая себя и свои руки от того, чтобы не прикоснуться к ней.
- Просто на время отключиться, - пробормотала она почти безжизненно.
- Я… Я могу побыть с тобой.
- Если хочешь.
- Я хочу.
Прошло несколько минут. Потом еще и еще. Ренесми не двигалась, лежа с закрытыми глазами, но я знал наверняка, что она не спит. Ее дыхание было прерывистым и тяжелым, ресницы то и дело подрагивали, и как она ни старалась, она не могла расслабиться: даже на полуметровом расстоянии я почти физически ощущал напряжение ее тела. В таком состоянии у нее не было ни единого шанса заснуть, мы знали это оба, но раз уж она решила поиграть в эту игру, я не торопился прекращать ее. Тем более что мне представился такой редкий шанс беспрепятственно наблюдать за ней, находясь в непосредственной близи.
Она была другой. Я видел это сейчас. Она изменилась и внешне – бесспорно. Но главное – исчезло это беззаботное ощущение праздника, которое ореолом окружало ее с момента нашей первой встречи, и которое, я думал, было неотделимо от нее. Сейчас же на месте праздника была какая-то непонятная субстанция зажатости, сдержанности и… наверное страха. Я с горечью подумал, что в этом ее новом состоянии просто львиная доля моей вины. И мне еще сильнее, еще горячее и желаннее захотелось исправить все, что я натворил. Если бы только она мне позволила…
Я смотрел на нее и чувствовал ее рядом. Это было совсем не то чувство, которое я испытывал в зале, где мы танцевали, или потом в машине. Сейчас «рядом» означало не столько физическую близость, сколько общий эмоциональный фон, общее настроение, и я ощущал, как от осознания этого, напряжение понемногу отпускает меня. Будто только сейчас до меня дошло, что Ренесми больше не убегает от меня, и я могу немного ослабить бдительность…
Она все еще не спала. И была напряжена как струна. В этом мы были так похожи, что я невольно улыбнулся, прикидывая, сколько еще этого притворного сна она выдержит. Оказалось, что недолго. Уже через минуту ее глаза распахнулись, и я убедился, что в них не было и намека на сон. Она резко приподняла голову от диванной подушки, хлопнула по ней ладошкой и с досадой пробормотала:
- Бессмысленно… Я пойду в ванную.

[Natella]

Избегая встречаться со мной взглядом, как если бы боялась выдать мне какую-то тайну, она суетливо поправила смятые подушки и пошла прямиком в ванную комнату. Тихонько щелкнул замок на двери, и через секунду я услышал шум льющейся воды.
Чувствуя, что мне нельзя оставаться без дела, потому что мое воображение уже начинало работать, напоминая о прошлом, в котором ванная была одним из наших с Ренесми любимых мест, не важно, собирались ли мы дурачиться или любить друг друга, я встал с колен. В своей спальне я сменил праздничный костюм на джинсы и футболку. Стоя у зеркала, попытался взъерошить приглаженные для праздника волосы, но добился только того, что из-за геля она стали торчать в разные стороны. Потом я вернулся в гостиную и позвонил консьержу, чтобы принесли поесть. На все это ушло от силы две минуты. Больше делать было нечего.
Я подошел к окну. На улице было темно и снежно. Ветер стремительно бился в стекло. Природа бушевала. Казалось, окно вот-вот разлетится вдребезги, но этого не случалось. И я подумал, как часто то, что на первый взгляд кажется хрупким, в итоге проходит через самые серьезные испытания.
Звук открываемой двери прервал мои размышления. Я обернулся. На пороге ванной стояла Ренесми, но мне было сложно разглядеть выражение ее лица. В комнате царил полумрак, и ее золотое платье, отражая свет, льющийся из ванной, вспыхнуло в темноте как настоящее солнце. Я даже поморщился, ослепленный на мгновение.
Все это опять больше походило на какую-то безумную фантазию. Но все вернулось на свои места, когда Ренесми сделала несколько шагов по направлению ко мне. Солнце потухло. Я, наконец, смог увидеть ее лицо. Оно было свежим и немного влажным. И волосы на висках тоже были влажными, и еще ресницы, и брови…
- Я… Мне нужна твоя помощь, - выговорила она медленно. А потом, немного поколебавшись, добавила: - Замок застрял… Никак не могу расстегнуть.
До меня не сразу дошло, о чем она просит. Я был все еще под впечатлением ее солнечного появления и туго соображал. Но когда я понял, то почувствовал одновременное и неконтролируемое смущение и возбуждение. И не спрашивайте меня, чего было больше.
- Иди сюда, - тихо проговорил я. Я бы конечно мог сам подойти к ней, но почему-то испугался, что от напряжения рухну, не сделав и нескольких шагов.
Ренесми медленно подошла ко мне. Мы как-то неуверенно переглянулись, а потом она повернулась спиной.
Я осторожно отвел ее длинные тяжелые волосы, которые она успела распустить из плена косы, в сторону. Мои руки легли на ее плечи, чувствуя, как напряжены все ее мышцы. Было непривычно трогать ее так, зная, что нельзя даже думать ни о каком сексуальном подтексте. Я глубоко вдохнул и выдохнул, настраиваясь на самый бесстрастный ляд, но все пошло наперекосяк. Видимо из-за моего холодного дыхания, кожа на шее и том маленьком участке спины Ренесми, который не был скрыт платьем, покрылись мурашками. Мое тело тут же отреагировало самым нежелательным в эту секунду способом. Я почувствовал на языке вкус венома.
Вот же извращенец… Раз в жизни девушка обратилась ко мне за помощью, а я веду себя как озабоченный юнец, которого бросает в жар от одного лишь взгляда на ее шею!
- Я лучше сама, - напряженно пробормотала Ренесми, будто почувствовав, каких трудов мне стоит все это. Она попыталась сбросить мои руки и повернуться ко мне лицом, но я удержал ее за плечи.
- Не говори глупостей, - бросил я, изо всех сил стараясь сосредоточиться на замке ее платья. Оставив одну руку на ее плече, второй я осторожно дернул змейку вниз. Не знаю, может быть, Ренесми немного успокоило это действие, потому что она перестала вырываться, опустила плечи и уставилась в пол.
- Молния закусила кусочек ткани, - так спокойно, как только мог в этой ситуации, сказал я. Я чувствовал себя неловко. А когда я так чувствовал себя, то начинал болтать всякую чушь. Вот и сейчас, меня так сковало смущение, что я бубнил без умолку, комментируя свои действия.
- Если бы ты еще дергала молнию, то могла бы порвать платье. А это было бы ужасно грустно. Оно очень красивое. Ты в нем очень красивая. Я… Я сейчас попробую застегнуть замок, а потом расстегнуть заново, - пробормотал я. Потом осторожно дернул молнию вверх вниз, тихонько высвобождая ткань миллиметр за миллиметром.
- Где? Дай мне посмотреть! – встрепенулась Ренесми, снова пытаясь выскользнуть из захвата моих рук. Но вместе с тем, только мешая мне.
- Стой спокойно, Несс! – прикрикнул я, потому что как раз дошел до того места, где замок закусил ткань платья. Невероятно, но она меня послушалась. И я к своему удовольствию почувствовал, как замок легко скользнул вверх, а потом вниз, оголяя ее спину.
Я тут же опустил руки, чтобы не сделать чего-нибудь лишнего, и отвел глаза от голой спины Ренесми.
- Готово, - преувеличенно бодро сказал я. – И замок расстегнули, и платье не повредили.
Она не отозвалась и даже не двинулась. Ее голова по-прежнему была опущена.
- Несс? – тихо позвал я. Так как она никак не отреагировала и на этот раз, я осторожно прикоснулся к ее плечу и почувствовал, что ее тело сотрясает дрожь.
Боже, я все-таки сделал что-то не так? Может быть, я причинил ей боль, сам того не ведая? Или чем-то обидел?

[Natella]

Пока я искал какое-то объяснение поведению Ренесми, она вдруг всхлипнула, и я совершенно растерялся, осознав, что она плачет. Но растерянность длилась недолго. Я больше не думал и не старался объяснить себе то, что происходило. Чем бы ни был вызван этот срыв, я хотел только одного – пройти через него вместе с ней. Уже не самой, а вместе со мной. Потому что, Розали все-таки смогла вбить мне в голову простую истину: вдвоем всегда проще.
Всеми своими движениями стараясь показать Ренесми, что я понимаю, неважно что, но понимаю, и что я готов прийти к ней на помощь в любую минуту, я шагнул к ней навстречу, развернул как куклу и прижал к своей груди. Дрожь ее тела стала еще сильнее, и я подумал, что она оттолкнет меня. Но этого не случилось. Она заплакала. Не вырвалась из моих объятий, ничего не сказала, не отвергла, но и не приняла моих утешений. Просто стояла, уткнувшись лбом в мою грудь, опустив руки, позволяя мне гладить себя по голове, иногда всхлипывая и орошая мою футболку слезами.
Мое каменное сердце заныло, когда я подумал, как долго она сдерживала эти слезы. Как давно я не видел ее слабой. Как ей важно было казаться сильной. Для всех, но для меня в особенности. И я не понимал, были ли эти слезы прорывом плотины где-то внутри нее, которые увлекут ее за собой в омут печали, или станут исцелением… Все что я мог – это быть в этот миг с ней рядом. И я обнял ее еще крепче, чтобы через эту близость взять часть ее страданий на себя…
Оттого что ее теплое податливое тело было так близко, мое собственное будто налилось свинцом. Не отдавая себе отчет в происходящем, я чуть наклонился, и мои ноздри вдохнули запах ее волос. Словно теплый мед заструился по моим венам. Ощущения были магическими. И ужасными в то же самое время. Я поцеловал ее теплую макушку. Потом прикоснулся к ней щекой.
Мне кажется, в тот момент я хотел испытать максимум того, что могла мне позволить Ренесми. И это было ужасно. Я был ужасен. Будто под маской заботы я скрывал только одно желание – желание обладания и сексуальное влечение, но это не было правдой. Во всяком случае, не всей правдой. Меня раздирали самые противоположные стремления: всепоглощающая жажда обладать ею и желание просто помочь ей, быть рядом, когда она нуждается во мне, желание обожать, одаривая вниманием и заботой, на которые я только способен…
Я почувствовал, что ее тело стало тяжелее. Она навалилась на меня, будто я был единственной опорой, позволяющей ей держать свое тело в вертикальном положении. Не уверенный, что она не потеряла сознание, я положил руки на ее талию и чуть отстранил от себя. Она покачнулась. Ее лицо было бледно, только припухшие веки были розовыми и мокрыми, и на щеках проступили красные пятна, а зрачки настолько расширились, что глаза казались черными.
Я осторожно прижал ее к себе, чтобы помочь ей добраться до кровати. Опустив Ренесми на мягкое покрывало, присел на корточки рядом, чтобы оказаться на одном уровне с ней. Теперь ее глаза были закрыты, но из под ресниц то и дело выкатывались слезинки.
В этот миг она казалась мне такой беззащитной, такой хрупкой и нежной, что я опасался даже прикасаться к ней, боясь причинить боль. И еще боялся, что прикоснувшись к ней, поддавшись своим низменным инстинктам, я не смогу сдержать себя. Не смогу справиться.
Боже, я так отчаянно желал помочь ей, но просто не знал как.
- Расскажи мне, что с тобой, - тихо попросил я.
Она качнула головой, будто отмахиваясь от моей просьбы.
- Я не могу видеть тебя такой, Ренесми, - со вздохом сказал я. – Мне больно смотреть, как ты страдаешь, а я не могу сделать ничего, чтобы помочь тебе.
- Ты уже много раз не делал ничего, чтобы помочь мне, - каким-то чужим голосом прошептала она.
- Я знаю, - я чувствовал себя ужасно. Несс, конечно, знала, куда ударить, чтобы было побольнее. – Но… Какими бы мотивами я не руководствовался в прошлом, я не хотел, чтобы ты страдала.
Она так и не открыла глаза, но ее губы слегка дрогнули. Нет, не в улыбке, а в болезненной гримасе. И я сам почувствовал, как жалко прозвучала последняя сказанная мною фраза. И мне захотелось все исправить. Мне захотелось исцелить ее. Осушить слезы и вернуть спокойствие в сердце. Мне захотелось, чтобы Ренесми больше никогда не плакала.
- Неважно, что было раньше. Я не хочу, чтобы ты страдала сейчас. Я… - я перевел взгляд с ее лица на тонкие пальчики. Я потянулся и взял их в свои ладони. – Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Будто бы тебя предали все на свете, и ты осталась совсем одна. Но это не так. Я не говорю сейчас о себе. Я говорю о твоей семье. Я хочу, чтобы ты понимала, что Эдвард пошел на все это только ради тебя, понимаешь? Твой отец сходит с ума, не имея возможности оградить тебя от бед, и поэтому иногда впадает в крайности. Перегибает палку. Я знаю, каково это, потому что сам прошел через нечто подобное.
Она никак не отреагировала на мое признание. Я вообще не знал, слышала ли она его. Но я, все же, решил продолжать. Почему-то в моей голове пронеслась фраза «сейчас или никогда» и я подумал, что она как нельзя лучше подходит к нашей ситуации. Если я не расскажу все, что хочу сейчас – потом у меня просто может не оказаться такой возможности.
- Ты даже не представляешь, как я жалею о том, что натворил. Иногда мне кажется, что все это просто кошмарный сон – ну не может такое действительно произойти с нами, но потом приходит осознание, и я просто ненавижу себя, - горько сказал я, вспоминая, будто наяву, распластанную под собой Ренесми. Бледную и обескровленную. Будто мертвую. – Мне нет прощения за то, что я тогда не сдержался. Боже, я вообще не должен был тогда заниматься с тобой любовью – я знал, что еще недостаточно хорошо контролирую себя. Но я так долго хотел тебя, так долго сдерживался, так долго подавлял свои чувства, что в тот невероятный вечер просто слетел с катушек, - я глубоко вздохнул, слегка сжал пальчики, которые все еще держал в ладони, а потом, совершенно потеряв ощущение реальности, я поднял ее руку и положил на свою щеку. – Ты помнишь, как ты пела для меня в том клубе? И как мы потом колесили по Лондону и сидели в кафе? Я тогда был самым счастливым существом на планете. Я обожал тебя. И я чувствовал, как ты обожаешь меня в ответ. Я не планировал в ту ночь ничего такого… Никакого соблазнения, страсти, любви. Мне было достаточно просто быть рядом с тобой. Но когда ты сама так настойчиво бросала мне этот сексуальный вызов, когда ты так соблазняла меня… Боже, я не хочу, чтобы ты думала, что я в чем-то виню тебя. Нет. И себя я не оправдываю. Разве оправдание уместно? Я знаю, что нет. Я никогда не смогу отмыться от того ужаса. Я просто хочу объяснить, что когда я почувствовал твою кровь… Увидел лишь маленькую капельку… Несс, уже тогда все было решено. Я не мог сдержаться. Я просто не мог. Я ненавижу себя за эту слабость, но она сильнее меня. В тот момент она была сильнее в миллионы раз. Что бы ты тогда ни сделала, что бы ни сказала, я бы не оторвался от тебя, не выпив до дна…
Эти воспоминания разрывали мою душу на части, внутри все выворачивалось, но я продолжал. Я чувствовал, что Ренесми слушает. Я чувствовал, что я не могу не говорить, когда она слушает.
- Но мое поведение после всего этого… Этому не только нет оправдания, этому не может и недолжно быть прощения. Я сбежал, совершенно обезумев от того, что натворил. Во мне плескалась твоя кровь, и я понимал, что эта эйфория в моем организме означает полное умертвление твоего. Я думал, что после такого не выживают… Ренесми, если бы тогда я знал, как покончить с собой, я бы это сделал. Сказать, что я ненавидел себя – это значит не сказать ничего. Я чувствовал такое омерзение, такое отвращение, такую боль…Я понимал, что своими собственными руками разрушил нечто прекрасное, светлое и искреннее – любовь, которая озарила мою жизнь с первого момента, когда я увидел тебя. И даже когда я узнал, что в тебе еще теплится искорка жизни, я не перестал ненавидеть себя. И тогда я совершил, наверное, самый благородный поступок в своей эгоистичной жизни – я решил оставить тебя, чтобы ты больше никогда не подверглась такой опасности. Я хочу, чтобы ты поняла, что по собственной воле я бы никогда не ушел. Я бы воевал за тебя с Эдвардом, с Беллой, со всем миром. Я бы сделал все, чтобы быть с тобой. В любой другой ситуации. Но в той… В той я точно знал, что для тебя так безопаснее. И только это убедило меня оставить тебя. И я… Я не знал, что думаешь ты, понимаешь? Я думал, что ты можешь ненавидеть меня так же, как я ненавидел себя… Ты должна была, по всем законам логики, ты должна была ненавидеть меня так же, как я ненавидел себя.
- Я не ненавидела тебя, - горько прошептала Ренесми. – Тогда я не ненавидела. Ненависть пришла позже.
- В Вольтерре, - скорее утвердительно, нежели вопросительно сказал я. – Я знаю. Там я совершил самый постыдный поступок в своей жизни.
Она вздрогнула.
- Я не хочу вспоминать Вольтерру, - напряженно пробормотала она. – Никогда.
И я услышал в ее словах такую боль, что мне захотелось удавиться здесь и сейчас.
- Я… Я лучше пойду. В ванную, - неловко вырвав свою руку, прошептала она дрожащим голосом, вытирая слезы тыльной стороной руки и поднимаясь на кровати.
- Конечно.

[Natella]

Глава 54. Белый флаг. Он

- Дурак, - в сердцах пробормотал я, когда за Ренесми закрылась дверь.
И я даже не знаю, за что я ругал себя в этот миг: за ту невыносимую цепочку ужасных поступков месяцы назад или за недавний разговор. Я только чувствовал, что так неосторожно всколыхнув воспоминания о Вольтерре, все чего я добился – это разбередил старые раны: и ее и свои. И что, приоткрыв завесу застарелой мучительной и горькой боли, я тут же отдалил от себя Ренесми, когда казалось она только-только начала снова открываться для меня.
Когда она сказала «Я не хочу вспоминать Вольтерру. Никогда», я знал, что это действительно так. В самой интонации, которой она произнесла эту фразу, в ее голосе, в ее выражении лица было столько горечи, столько разочарования, столько отторжения и даже какой-то злости, что я вдруг открыл для себя одно: как бы сильно я не желал искупить свою вину перед Несс, я никогда не смогу этого сделать. Потому что, то, что я совершил, не прощается и не забывается. Никогда. И мне показалось таким одновременно грустным и смешным, что я посмел надеяться на что-то, после всего того, что случилось между нами. Еще удивительно, что она просто не рассмеялась мне в лицо, когда я выговаривал ей свои сожаления! На ее месте я бы так и сделал.
Ренесми была в ванной уже почти пятнадцать минут, а я все еще не мог отойти от нашего разговора. Поправочка – моего монолога. Я снова и снова проигрывал в уме слова, которые ей сказал, и с каждым разом они казались мне все менее и менее уместными. Лучше бы я молчал… Тогда мне по крайней мере не пришлось бы сгорать от стыда, когда Ренесми вернется и скажет, что ей вообще-то все равно, что я там наговорил.
Когда мне все-таки удалось отбросить от себя мысли о тех откровениях, которые я выплеснул на Несс, передо мной встала проблема несколько иного плана. Когда думать было не о чем, я всегда думал об одном. И сейчас все мои чувства сконцентрировались на этом самом одном…
Я отчетливо слышал глухой шум воды из ванной. Иногда он становился звонче, иногда почти совсем затихал. Иногда мне даже казалось, что я слышу, как капельки воды барабанят по кафельной стенке или с тихим шорохом стекают по девичьему телу. Не то, чтобы я прислушивался… Наверное, мой слух просто был настроен на ту волну, где была Ренесми. Или у меня вновь начиналась паранойя.
Я постарался занять себя чем-нибудь. Я подошел к окну. Потом поправил одеяло на постели. Потом пришел официант и я ждал пока он закончит сервировать небольшой столик с едой. Я дал ему чаевые, потом проводил до двери. Я еще раз проверил, что он принес, убедившись, что еды достаточно и там есть несколько любимых блюд Несс. В конце концов я плюхнулся на диван и забарабанил пальцами по мягкой обивке. Потом включил телевизор. Но это все было так глупо…
Больше всего на свете мне сейчас хотелось быть вместе с Ренесми в душе.
Едва это признание самому себе свершилось, к слуху добавилось зрение. Воображение снесло башню. Даже не закрывая глаз, я видел наши тела рядом, в потоках воды, мыла, пены… Я почти мог чувствовать ее влажные поцелуи, вкус проточной воды на губах, смешанный с горьковатым привкусом шампуня и только одной ей присущего сладковатого аромата ванили и меда.
Жар поднимался где-то от кончиков моих пальцев и все стремительнее приближался к средоточию в животе. Это было невыносимо. Невыносимо, потому что неосуществимо. Невыносимо, потому что несправедливо. Невыносимо, потому что я знал на миллион процентов, что я так и не смогу найти выход этому жару. И он будет продолжать мучить меня, пока я окончательно не сойду с ума…
Наверное, нам с Ренесми действительно нельзя оставаться вдвоем. Каллены были правы. Несколько минут назад я готов был поклясться, что никогда не причиню Ренесми вреда. Сейчас я уже не был так уверен. Нахождение рядом с ней без возможности обнять ее, целовать, ласкать, было подобно инквизиции. Даже когда ты невиновен и у тебя самые чистые намерения, под изощренной пыткой ты мог признаться в самых невообразимых злодеяниях. Ренесми была моей пыткой. Я не мог доверять себе, когда я был рядом с ней И даже то, что к моему неконтролируемому физическому желанию примешивался жгучий стыд за прошлое, не помогало…
Я не знаю, куда бы завели меня подобные размышления и не выломал бы я дверь в ванную, если бы слабая вибрация телефона не вернула меня к реальности.
На экране светился номер Розали.
Моим первым порывом было сбросить звонок или просто игнорировать, но почему-то я не мог сделать ни того ни другого. Ощущая какое-то странное предчувствие, я нажал кнопку «ответить» и поднес телефон к уху.
- Дэниэл? – голос, который звучал в трубке, принадлежал явно не Розали.
- Здравствуй, Белла.
- Она с тобой? – не скрывая ни страха, ни волнения в голосе, спросила она.
- Ты знаешь, что да.
- Боже, пожалуйста, скажи, что она в порядке.
- Ты хочешь, чтобы я солгал? - честно спросил я.
- Дэниэл, я прошу тебя, дай мне поговорить с ней, - с мольбой в голосе произнесла Белла.
- Я не могу. Она сейчас в ванной.
На другом конце провода повисло гнетущее молчание. Я представил, что могла подумать Белла, но потом отдернул себя – это было невозможно, потому что семейка Калленов сейчас точно знала, что у нас тут происходит.
- Я приеду за ней.
Теперь настал мой черед замолчать. Я знал, что мне нужно еще хоть немного времени наедине с Несс. С другой стороны… Насколько это безопасно для нас обоих? Может быть, стоит позволить Белле приехать и увезти Ренесми, просто чтобы у меня не было искушения? Чтобы у меня не было соблазна? Чтобы у меня не было возможности навредить ей? Но потом я представил, что лишаюсь последнего шанса изменить что-то в своих отношениях с ней и почувствовал такую пустоту внутри, что мгновенно очистил голову от всяких сомнений.
- Ты можешь приехать за ней утром, - взвесив все за и против, в конце концов, ответил я. А потом совершенно неожиданно для себя добавил: - Пожалуйста, мне нужно это время.
- Я не могу…, - начала было говорить Белла, но я перебил ее.
- Я не сделаю ничего плохого. Я обещаю. Ренесми сейчас нужно немного успокоиться и прийти в себя. Позволь мне позаботиться о ней сегодня.
- Почему? – затаив дыхание спросила Белла.
- Мне кажется, мы оба знаем ответ на этот вопрос, - горько усмехнувшись, пробормотал я, собираясь повесить трубку. Будто почувствовав это, Белла не дала мне такого шанса, воскликнув:
- Дэниэл, подожди, - секунд на пять она замолчала, будто собираясь с мыслями, а когда начала говорить, было очевидно, что ей с трудом удается подбирать слова. И учитывая нашу историю, я ее прекрасно понимал. – Я хотела сказать, что, несмотря на то, что произошло в прошлом, я ценю то, что ты сделал сегодня. Не только для Ренесми, но и для всех нас.
- Я сделал это только ради нее, - чувствуя скованность, пробормотал я.
- Я знаю, тебе нелегко было решиться на это. Спасибо, что ты дал нам возможность заглянуть под твой щит. Это немного успокоило Эдварда. И благодаря видению Элис, это немного успокоило всех нас.
Я промолчал. Понятия не имел, что следовало сказать ей в ответ. Не «пожалуйста» же, в самом деле?
- Я приеду за Ренесми утром, - между тем сказала Белла, а потом добавила: - Розали рядом.
Я слегка поморщился, предчувствуя долгую и насыщенную речь Роуз, но ничего такого не произошло. Мягким голосом она произнесла только:
- Я люблю тебя, Дэниэл. И я знаю, что ты меня любишь. И ее ты любишь тоже. И я также знаю, что ты не такой, каким пытаешься казаться. Пожалуйста, не испорти то, что у тебя сейчас есть.
Я положил трубку, но какое-то время все еще сидел, уставившись в одну точку, и размышлял. А что у меня есть, на самом деле? И будто отвечая на мой вопрос, дверь в ванную с легким скрипом отворилась и в проеме показалась Ренесми. Ее лицо слегка раскраснелось после душа, глаза снова приобрели некое подобие на живой блеск. Я отметил про себя, что душ явно пошел ей на пользу.
Она стояла, переминаясь с ноги на ногу. Босая, с замотанными в полотенце волосами, в огромном гостиничном халате. Она выглядела абсолютно нелепо, но так трогательно, что у меня судорогой свело желудок. А через мгновение внутри словно вспорхнули сотни бабочек.
- Я слышал, ты разговаривал с кем-то, - тихо сказала она, вопросительно приподняв брови.
- С твоей мамой, - откровенно признался я.
Я скорее почувствовал, чем увидел, как едва услышав мои слова, Ренесми напряглась. Такое расслабленное после душа тело мгновенно затвердело, дыхание стало отрывистее и холоднее.
- Что она хотела?
- Мне кажется, это очевидно, - я пожал плечами, будто для меня этот вопрос был вообще лишен всякого смысла. - Убедиться, что ты в порядке.
- Что ты ей ответил? - холодно спросила она.
- Что ты пока не в порядке, но скоро будешь.
Ренесми лишь как-то презрительно и даже надменно хмыкнула. Иногда она могла быть такой – резкой, недоброй и саркастичной. Я не любил такие моменты, но это была часть цельной личности Ренесми, поэтому я всегда принимал их с некоторой долей снисходительности. К тому же, раньше подобные выпады никогда не касались членов ее семьи, и сейчас ее отторжение родных неприятно задело меня.
Это было странно, но я почти почувствовал обиду за Беллу. Мы никогда не были с ней достаточно близки, но я точно знал, что уж она-то в этой конкретной ситуации точно не заслужила такого отношения дочери.

[Natella]

- Иногда ты ведешь себя совсем как дитя, Несс, - со вздохом сказал я. – Я понятия не имею, что ты там себе напридумывала, но Белла никогда не была со мной в сговоре. Она понятия не имела о том, что Эдвард и я общались.
По ее непримиримому взгляду я видел, что она мне не верит. Она так ухватилась за эту роль жертвы интриг своей семьи, что взывать к ее здравому смыслу было бесполезно.
- Ты делаешь большую ошибку, - тихо сказал я.
- А тебе не все ли равно? – ехидно спросила она.
- Я не хочу, чтобы ты страдала, - снова повторил я уже произнесенную сегодня фразу. – А сейчас, отгораживаясь от своей семьи, ты страдаешь.
Забавно. В этот миг она, впервые за весь этот долгий и наполненный событиями вечер, превратилась в ту Ренесми, которую я знал. Не осталось и следа инертной, растерянной и пустой особы. Я все-таки смог вывести ее из себя. Пробить ту стену безразличия и боли. Я видел, как вспыхнули искорки гнева в ее медовых глазах. Будто бы даже ощутил запах дыма и огня, а потом разряженное электричество вырвалось из плена ее тела.
- Какое благородство! – воскликнула она саркастично, всплеснув руками. – Как будто это не ты втоптал меня в грязь в Вольтерре и заставил страдать так, как я и не предполагала, что возможно! А теперь объявился и печешься о моем благополучии, изображая из себя рыцаря в сияющих доспехах!
- Это не то, что я пытаюсь делать, - спокойно ответил я на ее выпад.
- Правда? Тогда скажи мне, что?
- Я не желаю разговаривать с тобой, когда ты в таком состоянии, - отчеканил я, чувствуя, что тоже начинаю заводиться. – Когда успокоишься – мы поговорим.
Если до этого мне казалось, что Ренесми в гневе, то сейчас она просто взорвалась.
- Иди ты к черту, Дэниэл Дэвис! – закричала она, стягивая с головы полотенце и кидая его на пол. В ее руке оказался небольшой гребень, и она принялась зло расчесывать волосы. – Я не собираюсь успокаиваться и разговаривать с тобой. Я ухожу.
- Типичное для тебя решение проблемы.
- Что-что? – непонимающе уставилась на меня Несс, продолжая яростно раздирать спутанные волосы.
- Уходить, не сделав попытки разобраться, - пояснил я без всякого выражения в голосе.
Она взглянула на меня так, будто я свалился с луны. Непонимание в ее взгляде сменилось безумством. Она сверкнула глазами и метнула в меня гребень, будто это был смертельный снаряд. Я едва успел увернуться, как он треснулся о стену позади меня и с глухим стуком упал на пол.
- Не тебе говорить мне о побегах! – зло отчеканила она. – За все время нашего знакомства, ты только и делал, что убегал. Поэтому избавь меня от своих нравоучений! Ты не тот, к чьим словам я должна прислушиваться!
- Сейчас ты не способна прислушиваться не только к моим словам, но и к голосу своего рассудка, - сквозь зубы процедил я.
- Зато на что я точно способна, так это взять пистолет и расстрелять тебя!
- Ты не умеешь им пользоваться, - насмешливо сказал я. - Ты бы только себя ранила.
- Не волнуйся, - прошипела Ренесми. – Я смогла бы попасть тебе в холодное сердце. Хотя, о чем я говорю? У тебя же его нет!
- Мне кажется, ты собиралась уходить, - напомнил я, одновременно забавляясь ее гневом и злясь на нее.
- Да!
- Помочь тебе застегнуть платье? – даже не стараясь скрыть насмешки в голосе, спросил я.
Она недоумевающе взглянула на меня, а потом еще больше покраснела. Не сказав ни слова, она бросилась в ванную и хлопнула дверью с такой силой, что задребезжали стекла.
Стараясь совладать со своей злостью, перемешанной с желанием рассмеяться над абсурдностью всей ситуации, я вышел из комнаты и прошел к столику, где была приготовлена еда для Несс. Я проверил, не остыли ли блюда. Это обыденное механическое действие помогло мне немного прийти в себя. Я смог даже улыбнуться. Бог свидетель, Ренесми со мной всегда вспыхивала как спичка, и ее бурный темперамент полностью затмевал ее рассудок. Впрочем, и я рядом с ней так легко лишался контроля над своими эмоциями…
Тем временем, в ванной продолжалась возня, больше похожая на борьбу. Когда Ренесми появилась в дверном проеме в следующий раз, на ней уже не было халата. Вместо этого на ней было полотенце, туго обмотанное вокруг груди. Оно едва прикрывало бедра и совсем не прикрывало грудь. Избегая смотреть на меня, Ренесми минула комнату и, гордо подняв подбородок, прошла мимо меня. Одного взгляда на ее отрывистые, неуклюжие движения было достаточно, чтобы я понял, что она просто кипит от негодования. В зале она сдернула свое пальто со спинки стула и натянула его на себя, поморщившись, когда тяжелая ткань прижала мокрые волосы к ее спине. Придерживая одной рукой полотенце, другой она вытащила волосы из-под воротника пальто, а потом быстро застегнула пуговицы. Ее золотые туфельки, все еще мокрые от снега, стояли здесь же. Она всунула в них ноги – раздался неприятный хлюпающий звук – и пошла к входной двери.
- Ты простудишься и заболеешь, - крикнул я ей вдогонку тоном, каким разговаривают с маленькими непослушными детьми. – Если бы я хотел этого, я бы оставил тебя замерзать в снегах у озера позади твоего дома.
- Лучше бы ты так и сделал!– воскликнула она, оборачиваясь. – Вообще не понимаю, зачем тебе было «спасать» меня! Я не просила!
Я посмотрел на нее долгим, снисходительным взглядом.
- Пожалуйста, - ответил я просто и ушел обратно в комнату, оставив ее одну, будто предоставляя ей самой решать уходить или оставаться. Но на самом деле я лукавил. Если бы она попыталась открыть дверь, я бы мигом очутился рядом и вернул ее обратно. Но пока она не делала этого, мне казалось важным дать ей почувствовать, что она сама руководит ситуацией. Может быть, хоть это заставит ее взглянуть на ситуацию глазами взрослого, а не ребенка.
Спустя пару минут дверь так и не хлопнула. Я сгорал от желания посмотреть, что там делает Ренесми, но заставил себя выждать еще немного времени. Хотел, чтобы она окончательно выпустила пар, потому что еще вполне существовала вероятность, что увидев меня, она снова заведется, и мы, чего доброго, наговорим друг другу очень много нехороших вещей.
Когда прошло минут десять, я все-таки вышел из спальни.
Ренесми сидела на полу возле двери в своем пальто, но босая. Холодные мокрые туфли валялись рядом с ней. В любой другой ситуации я бы отпустил какую-нибудь шуточку в ее адрес, но ее несчастно-трогательное лицо не позволило мне сделать этого. К тому же, глядя на нее сейчас, на такую красивую, милую, яркую, я снова с кристальной ясностью осознал, что не только физическое совершенство Несс всегда привлекало меня в ней. Нет. Я стремился к ней за красоту ее души, за красоту ее взглядов, за красоту ее мира. Она была такой страстной во всем, что делала. Она была такой преданной каждому, кого любила. Она была такой доброй, такой ранимой, такой любимой, что у меня просто не было шансов против нее. Никаких шансов. Поэтому я, чувствуя в душе невыразимую нежность, медленно подошел к столику с едой, взял оттуда одну тарелку с холодной нарезкой и одну с чем-то горячим, налил в кружку чая и присел рядом с ней на пол.

[Natella]

- Вот, - сказал я, протягивая ей чай. На моем языке это означало белый флаг мира. – Это принесли, когда ты была в ванной. Я подумал, ты захочешь поесть.
Ренесми оторвала подбородок от колен, посмотрела на чай, потом на меня, потом снова на чай… И приняла из моих рук кружку. Полагаю, на ее языке это означало, что она принимает и мир тоже.
После этого все стало проще. Она пила и ела в молчании, но оно не тяготило нас. Ощущение было такое, будто после бури воздух очистился, и стало легче дышать. И мы дышали. А потом Ренесми зевнула.
- Уже очень поздно, - нарушил я молчание. – Я могу дать тебе какую-нибудь футболку для сна.
- Хорошо, - согласилась она.
Я забрал у нее пустую посуду, и мы одновременно встали.
- Что сказала тебе мама? – спросила Ренесми.
- Она приедет за тобой завтра утром и сама все тебе скажет.
Мне показалось, что Ренесми хотела спросить еще что-то, но она так и не решилась. Мы вдвоем пошли в спальню, и я сначала выудил из шкафа чистую футболку. Пока она переодевалась в ванной, я полностью расстелил постель.
Удивительно, но в те минуты я как-то не чувствовал неловкости или какой-то наэлектризованности между нами. Это все ушло вместе с всплесками гнева, будто долгожданная летняя гроза пронеслась по местности и теперь природа могла вздохнуть спокойно, не боясь вспышки и удара.
Выйдя из ванной в моей футболке, Ренесми быстро забралась под одеяло.
- Спокойной ночи, - тихо сказа я.
- Спокойной ночи, - так же тихо произнесла она.
Я погасил свет и ушел в зал. Растянулся на диване и приготовился к длинной ночи, наполненной мыслями, несбывшимися желаниями и бушевавшими страстями. Но Ренесми и тогда не дала мне насладиться даже таким призрачным спокойствием. Она ворочалась, переворачиваясь с одного бока на другой, то накрываясь, то раскрываясь, то потом взбивая подушку, так что я не выдержал:
- Ты что, не можешь успокоиться?
- Если бы могла, уже давно бы это сделала! – крикнула она в ответ. – Если я тебя так нервирую, не нужно было играть в доброго самаритянина и привозить меня сюда.
- Я уже жалею об этом, - в сердцах проворчал я.
Я не видел ее, но мог точно представить, как она открыла рот, чтобы сказать что-нибудь саркастичное в ответ, но так и не придумала что.
Она беспокойно вертелась еще минут пятнадцать. Я молча вытерпел их все, а потом ужасно скучал по ее движениям когда она, наконец, заснула. И я не смог удержаться. Я вернулся к ней в комнату и долго стоял рядом с кроватью, глядя на нее.
Когда комнату осветили первые лучи восходящего солнца, я все еще был возле нее, понимая, что время, отпущенное нам этой волшебной ночью, неумолимо убегает. Через несколько часов приедет Белла и увезет Ренесми. И, наверное, на этом все и закончится. Ведь, в конце концов, я добился того, чего хотел – мы больше не враги.
Чувствуя в душе теплоту, смешанную с острой болью, я тихонько присел на край кровати. Я глубоко вдохнул ее запах – она пахла медом, солнцем и теплом. И немного красками. И одно ее присутствие словно очищало мою грешную душу. Я улыбнулся. Почему то сейчас мне на ум приходили только самые хорошие воспоминания – те недолгие мгновения, когда мы были по-настоящему счастливы. Наверное, так всегда бывает в конце, с тоской подумал я. А потом наклонился к ней ближе. Так, что на одно короткое мгновение наши лица оказались всего лишь в нескольких сантиметрах друг от друга.
- Я никогда не переставал любить тебя, Ренесми Каллен, - прошептал я.
Отстранившись от нее, я еще раз задержал взгляд на ее безмятежном лице, пытаясь навсегда запечатлеть в памяти ее образ. А потом я ушел. И, наверное, это все-таки был конец.

[Natella]

Глава 55. Противоречия. Она

… Небо ясное, а воздух такой теплый, такой вкусный и мягкий. И слух ласкает глухое шептание прибоя, а предрассветные лучи нежно целуют кожу...
Я иду одна, но твердо знаю, что здесь и сейчас я не в одиночестве. Кто-то должен прийти, неведомый, но такой желанный, и я покорно жду его, наслаждаясь тишиной и свежестью тропического утра.
И вдруг я чувствую прикосновение к своей спине, такое бережное и ласковое, что я не могу сдержать счастливого вздоха. Нежность затапливает меня изнутри. Я улыбаюсь. Хочу заглянуть ему в лицо, понять, кто теперь рядом со мной, но его руки легко, но неумолимо сжимают мои плечи и не позволяют мне обернуться. Мне не больно и не страшно. Но я ощущаю разочарование, потому что он скрывается от меня, в то время как я отчаянно хочу, наконец, узнать его. В конце концов, я поворачиваю и чуть наклоняю голову так, что мне удается рассмотреть его руку, по-прежнему лежащую на моем плече. Крепкая, хваткая, с тонкими голубоватыми венами. Ухоженная, сильная, красивая кисть, тонкое запястье, длинные пальцы, молочно белая кожа…
Я испытываю что-то странное. Словно в памяти вспыхивает искорка узнавания, будто что-то возвращается ко мне, но это мимолетное ощущение быстро уходит.
А я слышу Его вздох. Он придвигается чуть ближе ко мне, так, что его грудь вплотную прижимается к моей спине, и я инстинктивно откидываюсь назад, чтобы наше слияние стало еще ощутимее. Он тихо смеется.
- Я никогда не переставал любить тебя, Ренесми Каллен, - шепчет он мне на ушко.
Я лишь улыбаюсь в ответ. Хочу сказать: «Я тоже», но грудь внезапно сдавливает, становится тяжело дышать и сердце пронзает резкая боль, так что я просто не могу вымолвить ни слова…

Меня разбудил хлопок. Негромкий, но достаточно ощутимый, чтобы прервать глубокий сон. Я распахнула глаза и приподнялась на локтях, чтобы найти источник потревожившего меня звука, и замерла. В одно короткое мгновение воспоминания, словно вспышки, начали заполнять пространство, безусловно, дорогого, но безликого номера отеля. Уснувшие на ночь эмоции и чувства, стали оживать, а спокойная дремота утра вдруг завибрировала нервными окончаниями и электрическими проводами.
Ко мне вернулась память о прошлой ночи.
Я оглянулась по сторонам, ожидая увидеть где-то рядом Дэниэла, но в спальне я была одна. Сложно сказать, успокоило ли меня это открытие или еще больше взвинтило. Скорее последнее, ведь об одной мысли о нем жаркая волна с немыслимой скоростью прокатилась по моему телу, затрагивая самые удаленные уголки, в животе словно закололи сотни маленьких иголочек, а сердце застучало с удвоенной силой, отдаваясь в ушах, будто барабан.
Я села на постели. Мои вспотевшие в миг ладони взметнулись к голове, и я ритмично потерла виски – раньше это помогало мне немного успокоиться и вычленить из миллионов роящихся в голове мыслей одну. В данном случае – ту, которая поможет мне отделить правду от вымысла и подскажет, как мне вести себя в сложившейся ситуации…
Я прикрыла глаза. Обрывки теплого сна переплелись с холодом настоящего дня. Мне на ум одновременно приходили танцы в Рождественскую ночь и шум неведомого океана, подслушанные разговоры и трогательное общение, отстраненный голос Дэниэла и теплый голос человека из моего сна… И еще слова: «Я никогда не переставал любить тебя, Ренесми Каллен». Обычные слова в обычном сне. Можно было спокойно пожать плечами и забыть о них. Но по какой-то причине эти слова тревожили меня, провоцируя усиленное сердцебиение и влажность ладоней.
Где-то за пределами спальни снова послышался звук. Он будто отрезвил меня, прервав путешествие моего разума по волнам яви, то перетекающей в вымысел, то снова становящейся реальностью. Я открыла глаза. Мои пальцы машинально вцепились в одеяло. И мне пришлось облизать губы, потому что они в одно мгновение стали сухими…
Позвать Дэниэла сейчас или проигнорировать? Вести себя, как ни в чем не бывало, или вернуться на тропу войны? Сказать что-нибудь о прошлой ночи или сделать вид, что я ничего не помню? Ответить чем-то на его слова о том фатальном дне рождения или просто промолчать? И как смотреть на него теперь, когда мы окончательно зависли где-то между понятиями «враги» и «бывшие любовники»…?
- Дэниэл! – я все-таки не смогла сдержаться. Его имя сорвалось с моего языка прежде, чем я смогла выбрать линию поведения.
- Солнышко, это я.
Голос, который произнес эти слова, был чересчур ласковым, мягким и тонким, чтобы принадлежать Дэниэлу.
- Мам? – я повернула голову, чтобы посмотреть на дверь. Подтверждая мои ожидания, там стояла Белла. Вернее, я ожидала, что там будет стоять Дэниэл, но он всегда не оправдывал моих ожиданий. Поэтому, как бы парадоксально это ни звучало, вопреки моим ожиданиям, было ожидаемо, что там будет кто угодно, но только не он.
Робко улыбаясь, Белла грациозной походкой преодолела расстояние от двери до моей кровати и присела на ее краешек. Она была одета просто и почти по-мальчишески – в клетчатую рубашку, джинсы и болоньевую парку. Я уже давно не видела ее такой – после того, как мама поступила на юридический в университет, она одевалась очень строго и прилежно. Но сейчас передо мной снова сидела пацанка-Белла из прошлого: задумчиво глядела на меня, но не произносила ни слова. Полагаю, она не знала, как начать разговор, поэтому после минутного колебания сразу приступила к главному.
- Я приехала за тобой, - сказала она тихо. Ее глаза смотрели на меня со странной грустью, заботой и участием. Мне казалось, что она хочет обнять меня, но сдерживается. Все что она позволила себе, это протянуть руку и несильно сжать мою ладонь. - Ты готова?
Хотела бы я знать ответ на этот вопрос! Готова ли я? Уехать. Остаться. Поговорить. Проигнорировать. Забыть. Помнить вечно…
Но что я могла ответить Белле? Я могла только кивнуть, потому что моя язык отказывался мне повиноваться и произносить ответ, в котором я не была уверена и на сотую долю процента.
- Я привезла тебе вещи переодеться, - произнесла она.
- О! – пробормотала я, выбираясь из-под одеяла. Хочется верить, что в этом неопределенном восклицании мама услышала благодарность.
Не успела я встать на ноги, как Белла уже подавала мне пакет, в котором я смогла различить признаки моих любимых джинсов, кроссовки и свитер.
- Я захватила твою сумочку тоже, - сказала она. – Телефон пару раз звонил, пока я ехала в машине.
- Спасибо.
Я чувствовала себя словно зрительница в кинозале. Как будто я со стороны наблюдаю за всем, что происходит в этом гостиничном номере. Я не могла найти подходящих случаю слов. Я не понимала, что я должна делать. Я не представляла, как поступить дальше. Складывалось ощущение, будто я все еще не проснулась, не отошла ни от вчерашних событий, ни от сновидений, и поэтому вела себя скованно, непоследовательно и глупо.
Я бы соврала, если бы сказала, что не хочу знать, куда подевался Дэниэл. Но я не могла спросить об этом у Беллы. Если он в комнате – то услышит, что я спрашиваю о нем, а я не могла допустить, чтобы он думал, что он меня волнует. Если его там нет – значит, он ушел. И я не хотела, чтобы мама думала, что меня это заботит.
- Детка, ты себя хорошо чувствуешь? – настороженно спросила Белла, разглядывая меня, все еще стоящую в паре метров от кровати и тупо переводящую взгляд с пакета с одеждой на дверь и обратно.

[Natella]

- Да, я в порядке, - выдавила я из себя. Я попыталась улыбнуться. Кажется, моя кривая улыбка не убедила Беллу. На самом деле, она и меня не убедила тоже, но что я могла поделать?
Я забрала из рук мамы пакет с одеждой и скрылась в ванной. Закрыв за собой дверь, я прислонилась к ней спиной, закрыла глаза и постаралась дышать глубоко и ровно. Так учила меня мой психолог. И Суви тоже говорила, что это помогает. Но если размеренное дыхание и смогло несколько унять бешеный стук сердца, то с задачей вернуть мне ясность мыслей оно не справилось. Я и через минуту дыхательных упражнений чувствовала себя бесконечно потерянной. Я превратилась в какой-то комок противоречий. Не могла выделить ни одно конкретное чувство, эмоцию или ощущение. Даже самой себе не могла объяснить, что со мной происходит.
Я горько усмехнулась. Конечно, со мной происходило все то же, что и всегда, – разрушающее событие под кодовым названием «Дэниэл». Я не хотела думать о нем. Не хотела, но не могла не думать. Где он был? Как провел эту ночь? Это он впустил Беллу или она вошла сама? О чем он думал? Что хотел? Сколько еще собирался оставаться поблизости?
Я не знала ровным счетом ничего о его мотивах и взглядах. Вчерашняя ночь, хоть и стала во многом откровением, но не пролила и лучика света на картину наших отношений в целом. Я снова чувствовала себя так, будто Дэниэл играет со мной как кошка с мышкой. Точно так, как это было в Гштааде…
Ненавидя ту ужасную какофонию эмоций внутри себя, я заставила себя подойти к раковине и умыться. Я нарочно выбрала ледяную воду, чтобы немного привести себя в норму. Но решение было ошибочным. Холодная вода обожгла лицо, но вместо свежести принесла с собой воспоминание о вчерашней ночи, когда я плакала, и мое лицо прижималось к холодной груди своего вечного мучителя.
Холодно и влажно… Было как тогда.
Проклиная свою впечатлительность, я быстро скинула с себя футболку, которую Дэниэл дал мне вчера, и, избегая смотреть на нее, забросила в дальний угол ванной. Это было верхом безумства, но я как-то опасалась ее вида.
Тело не слушалось меня. Мои движения были резкими и угловатыми. Руки двигались, будто чужие. Ноги дрожали, а колени стали просто ватными. Я вытащила из пакета вещи. Сменила белье. Надела свитер и непослушными руками застегнула джинсы. Потом заплела волосы в косу.
Я была готова. Внешне я полностью преобразилась для ухода – это подтверждало собранное существо, глядевшее на меня из зеркала. Но внутренне… Внутренне я вся дрожала: сбитая с толку, растерянная, просто уставшая…
Конечно, мои чувства были не новы – я разрывалась между ненавистью к Дэниэлу, вызванной его способностью вышибать меня из колеи нормальной жизни, и самобичеванием за невозможность для себя противостоять этому разрушительному влиянию. Это была своего рода неизлечимая зараза – сколько бы времени не проходило и что бы ни происходило, в присутствии Дэниэла все мои защитные барьеры рассыпались, не имея сил выживать под напором атак болезни. Так случалось неизменно. Но сейчас ко всему этому привычному парализующему всю меня мальчишескому очарованию, которого и так было достаточно, чтобы привести меня в состояние тикающей бомбы, добавились его откровенные слова. Его пугающе прекрасные слова о том, что и ему было нелегко все это время. Что он тоже страдал, что он тоже потерялся, что он чувствовал себя одиноким, и несчастным, и проклятым. Что он тревожился за меня. Что он бежал от себя и от меня только потому, что был уверен – это для моего благополучия…
Это было просто абсурдно, но когда он говорил, я верила ему. Но самое ужасное было другое – то, что я чувствовала что-то вроде жалости к нему. Впервые поймав себя на подобном размышлении, я испугалась. Такое направление мысли было крайне опасным. Я просто не могла позволить себе такой слабости – жалеть его, забывая, что я пережила по его вине. Как будто «прости» может что-то изменить, стереть из памяти те мрачные дни, недели, месяцы, когда я как одержимая носилась за ним по свету, а он в благодарность только облил меня грязью…
Чувствуя грозящую мне опасность, я не позволила ему рассказать про Вольтерру. Ощущая душой и сердцем, что я уже смягчаюсь, что я уже готова, да что там, я горю желанием слушать его дальше, я прервала его рассказ.
Понимаете, есть вещи, которые нельзя простить или принять. То, что Дэниэл сделал со мной в Вольтерре как раз из их числа. Даже спустя месяцы, вспоминать то, что случилось там, было настолько болезненно, что я всячески избегала любого напоминания о том времени. Но этой рождественской ночью слушая, как он говорит – тихо, но с таким эмоциональным надрывом и печалью, - я понимала, что готова изменить своему убеждению. Я была готова позволить ему вскрыть раны Вольтерры. Но, к счастью, я вовремя спохватилась. Поняла, что боюсь даже не столько боли, которую вернут эти воспоминания, сколько того, что они не смогут вернуть ее. Лишь воскресят в памяти отрывки скитаний и слов, но силой каких-нибудь отговорок-извинений Дэниэла они перестанут вызывать такую сильную, колюще-режущую внутренности, выворачивающую наизнанку боль…
Это словно ты на все сто процентов уверена в чем-то, но когда наступает момент Х, ты теряешь убежденность, слушаешь аргументы и поддаешься на убеждение. И появляются сомнения, которые, в конце концов, полностью разрушают твою уверенность, даже если ты и была права изначально. В случае с Вольтеррой я просто не могла допустить этого. Она должна была остаться в моей памяти незамутненной извинениями Дэниэла. Она должна была остаться той же ужасной, грязной и постыдной страницей моей биографии, какой и являлась сейчас. Потому что пока это так, я могла сражаться за себя и противостоять любому, намеренному или нет, натиску Дэниэла.
Вольтерра – это все, что у меня было против него. И пусть моя гордость жаждала услышать извинения и объяснения Дэниэла, я понимала – для моего сердца и души это будет фатально…
Так, хватит об этом, приказала я себе. Встряхнула головой, отгоняя депрессивные мысли. Все это полнейшая чепуха. Я снова накручиваю себя понапрасну. Нельзя давать Дэниэлу и едким мыслям о нем въедаться мне в голову – этот путь ведет к очередному срыву, а я уже прошла пору срывов. Я должна оставаться здравомыслящей и отстраненной – это наилучшая форма общения с Дэниэлом.
Я еще раз взглянула на себя в зеркало, легонько похлопала себя по щекам, чтобы придать им естественный румянец, и открыла дверь, поспешив выйти из ванной.
Белла ждала меня в спальне.

[Natella]

- Если ты не против, остановимся позавтракать где-нибудь по дороге, – предложила она. Было очевидно, что маме не терпится уйти отсюда. Я не могла сказать то же самое о себе. Я все еще не знала, чего хочу, но пожала плечами, соглашаясь следовать за Беллой.
Она уже упаковала в пакет мое праздничное платье и туфли, так что я понимала, что когда мы уйдем, уже ничего не будет напоминать Дэниэлу обо мне. Я испытала мгновенную грусть от этой мысли, но тут же одернула себя – так и должно быть. Встретились – разошлись. Для нас с ним это был единственный возможный вариант. И все же… И все же я с тяжелым сердцем смотрела по сторонам, когда мы с Беллой покидали номер, а я оставляла позади себя воспоминания о событиях вчерашней ночи и ту снова возникшую близость между мной и Дэниэлом – не физическую, а скорее духовную, которая была неприемлема для меня всего сутки назад.
Я вздохнула. Наверное, вздох вышел очень грустным и многозначным, потому что Белла, до этого идущая впереди, остановилась, обернулась и взяла меня за руку.
- Это к лучшему, Ренесми, понимаешь? – тихо сказала она.
Я понятия не имела, понимает ли мама на самом деле, что сейчас со мной происходит, или действует интуитивно, но в который раз поразилась ее проницательности. Я не хотела, чтобы она тревожилась, поэтому я сбросила с себя унылый вид и попробовала улыбнуться.
- Да, конечно.
В лифте я смотрела в пол и кусала губы. В это время мою голову атаковали противоречивые мысли.
Почему у нас всегда все так? Почему у меня с Дэниэлом никогда не бывает все просто? Почему наши отношения всегда должны напоминать бесконечный заезд на «Американских горках»? Почти до небес вверх и с оглушительным треском вниз, до умопомрачения хорошо и до помутнения рассудка плохо, вселенская любовь и тут же опаляющая дьявольским огнем ненависть. И еще это вечное, тлеющее и изматывающее желание. Желание быть, дарить, обнимать, целовать, покорять, помогать, изматывать, понимать, умирать, отдавать, забирать, вынуждать, даровать, принимать, злить, распалять, играть, выручать. И потом любить. Только чтобы мгновение позднее снова ненавидеть. И так по кругу. До изнеможения. До одури. До захватывающей радости. До новой боли…
Вчера мы будто бы нашли компромисс, а сегодня он ушел просто так, не сказав ни слова. Вчера я будто бы была с ним спокойна, а сегодня без него я разваливаюсь на куски. Вчера мир казался враждебным, но полным, а сегодня – просто пустым…
Когда кабина остановилась на первом этаже, я первая вышла в холл. И тут все изменилось. Сердце-предатель в моей груди радостно подпрыгнуло. Я еще не видела, но уже ощущала его рядом…
Я остановилась, не заботясь о том, что подумает мама. Мои глаза лихорадочно обшаривали холл.
Дэниэл сидел в одном из кресел у ресепшена, и смотрел на меня, не отрываясь и не мигая.
Он был неотразим. Совершенно и бесконечно неотразим. Я почувствовала, как вспотели ладони, а в животе вспыхнуло тепло.
Наверное, по всем законам логики, мне нужно было просто кивнуть ему и пройти мимо. В конце концов, мы с ним давно чужие. Но я знала, что не смогу так. Я прекрасно понимала, что моих актерских способностей не хватит на то, чтобы изображать отчужденность или равнодушие, даже если я буду стараться изо всех сил. Просто потому, что вчерашняя ночь была. И она хоть что-то, да изменила в моем восприятии Дэниэла…
- Если ты хочешь попрощаться, ты можешь сделать это сейчас, - между тем тихо сказала Белла.
Я с благодарностью посмотрела на маму и кивнула, а потом сделала шаг по направлению к Дэниэлу. Он тоже будто услышал слова Беллы, потому что встал с кресла и не спеша пошел ко мне.
Мы встретились где-то посередине. Он – подтянутый и до безумия сексуальный. Я – робкая и абсолютно обычная. От внутренней борьбы, не прекращающейся во мне ни на минуту, или от его присутствия так близко, мне стало жарко, и дыхание участилось, но глаза все равно не могли оторваться от его точеного, ставшего таким родным и важным лица. Его прищуренные глаза тоже скользили по моему лицу, словно и он не мог наглядеться…
Внезапно наступившая тишина стала давить на барабанные перепонки. Моя грудь налилась томительной тяжестью. Когда я осознала, что со мной творится, то очень смутилась, и, хоть и отчаянно не желала начинать разговор первой, торопливо заговорила:
- Когда ты уезжаешь?
- Почему ты решила, что я уезжаю? – ответил он вопросом на вопрос, намеренно растягивая слова.
- А что тебе еще здесь делать? – я старалась говорить спокойно и невозмутимо, но в горле у меня пересохло и ногти вонзились в ладони.
- У меня могут быть незаконченный дела, - тихо сказал он. Мне показалось, что эти простые слова таят в себе очень глубокий и важный подтекст, но какой – осталось для меня загадкой.
- Я устала играть в эти игры, - со вздохом сказала я.
- Ты хочешь, чтобы я уехал? – с внезапной серьезностью спросил он, испытывающе глядя мне в глаза.
Я молчала, только неотрывно глядела на него и хлопала ресницами.
- Так хочешь? – с нажимом переспросил он.
Да! Воскликнула я мысленно. Я хочу, чтобы ты уехал и никогда не возвращался. Чтобы я больше не чувствовала себя такой слабой и несчастной, такой жалкой и отчаянной… Я пришла, чтобы сказать тебе прощай…
Но я не смогла произнести этого. Хотела, но не смогла.
Совершенно неожиданно на губах Дэниэла возникла улыбка. Робкая и теплая. Мое глупое доверчивое сердце дрогнуло, и кровь с огромной скоростью заструилась по жилам. Его таинственные золотистые глаза искрились ласковой насмешкой и теплом.
Боже… Я и забыла, что он может быть таким…
- Тогда я еще немного побуду здесь, - прошептал он.
Это звучало как обещание. Чувство надвигающейся катастрофы многократно усилилось.
Я облизала внезапно пересохшие губы.
- До встречи, Ренесми. Тебя ждет Белла.

[Natella]

Глава 56. Что сказать? Она

Я доела последний кусочек пиццы и удовлетворенно откинулась на спинку стула, слушая незатейливые рождественские песни, звучащие из динамика радио. Тот, кто сказал, что на пустой желудок все кажется хуже, чем есть на самом деле, понимал в этом толк. После сытного завтрака в придорожной пиццерии, окружающий мир стал казаться мне гораздо благосклоннее. Я снова почувствовала в себе силы противостоять неведомым демонам. И, главное, обсуждать то, что случилось в рождественскую ночь.
С тех пор как мы с мамой уехали их отеля, мы старательно избегали серьезного разговора, изредка обмениваясь пустыми фразами о погоде, снеге и пешеходах. Мы избегали глядеть друг на друга во время завтрака и обе совершенно не понимали, как начать разгребать ту кашу, в которую превратилась наша жизнь.
- Как так вышло, мам? – спросила я со вздохом, впервые за весь завтрак прямо встречая взгляд Беллы. – Как мы дошли до того, что папа проворачивает такое за нашими спинами?
- Я не знаю… Не представляю, - сбивчиво прошептала она. В выражении ее лица явно читалась такая же растерянность, которую испытывала я всякий раз, когда прокручивала в голове последние события. Поступок Эдварда был немыслим. Он был абсурден. Он был нелогичен. Он противоречил всему, что я знала и думала об отце.
- Мне кажется, он и сам не до конца понимает, что произошло, - добавила Белла, беспомощно пожав плечами.
- Ты разговаривала с ним?
- Я нашла его в кабинете в разгар вечеринки. Он сидел, опустив голову и спрятав лицо в ладони. Он был абсолютно недвижим. И когда я позвала его, он даже не пошевелился. Я так испугалась, - на этой фразе Белла невесело усмехнулась. В попытке чем-то занять свои руки, он стала теребить замочек на своей толстовке. Мне было так непривычно видеть маму такой напряженной и неуверенной, что я на мгновение совершенно забыла обо всем, что приключилось со мной. Сейчас для меня было важно понять, что должно было произойти с ней, чтобы такая всегда спокойная и уравновешенная Белла превратилась в нервозного подростка. После минутного колебания, мама продолжила: – Я подошла к нему, стараясь понять, что стряслось, и снова позвала его. Мне кажется, он только тогда понял, что я рядом, потому что вдруг резко вскинул голову и посмотрел на меня так…
Белла покачала головой и вздохнула.
- Я никогда не думала, что мне еще когда-либо придется видеть этот взгляд. Так он смотрел на меня, когда узнал, что я беременна, и решил, что это убьет меня. Его глаза были полны отчуждения, муки и вины. И я будто сама чувствовала всю ту боль, что испытывал он. Только тогда мне было легче – я была уверена, что он неправ, и я буду в порядке, а сейчас я чувствовала полную растерянность, потому что не знала, чем ему помочь.
Я не перебивала Беллу. Напротив, я, затаив дыхание, слушала ее рассказ, ведь мама едва ли не впервые в жизни приоткрыла для меня занавес в прошлое. То прошлое, когда меня еще не было, и папа был против моего рождения, переживая за благополучие мамы.
- Что случилось потом? – шепотом спросила я, ожидая продолжения.
- Ничего, - Белла сокрушенно вздохнула. - Он больше не сказал мне ни слова.
- Тогда как ты узнала, где… Точнее, с кем я? – поразилась я.
- Элис, - просто ответила мама.
Я почувствовала мгновенный укол в сердце. На какое-то время я просто забыла, что моя тетя тоже участвовала в этом заговоре… Папа, Элис, наверняка Роуз, и еще Бог знает кто!
Будто бы прочитав мои мысли, мама сказала:
- Я очень ценю, что ты не считаешь, что я знала обо всем этом. Я бы никогда не позволила Эдварду так поступить. Он знал это. Поэтому ничего не сказал.
- Я просто не понимаю, как они смогли скрыть все это! – произнесла я вслух то, что давно вертелось у меня на языке. – У вас с папой ведь никогда не бывает секретов!
- В последнее время он сильно отдалился от меня, Ренесми, - тихо сказала Белла. – Я пыталась разговаривать с ним, но он все чаще отмалчивался. Я думала это потому, что он переживает из-за тебя и Алека…, - она запнулась и вздохнула. – В сущности, так и было, просто я не знала, что он решил вмешаться в эту историю таким нереальным образом.
- Но почему ты не говорила мне, что у вас все так плохо? – воскликнула я.
- У тебя хватало своих переживаний, чтобы добавлять тебе еще и мои, - печально ответила мама. Она опустила глаза и сейчас напряженно разглядывала свои руки. Пальцами левой руки она нервозно крутила обручальное кольцо на правой.
Я чувствовала себя ужасно. Господи, насколько зацикленной на себе я оказалась, раз не заметила очевидного напряжения, которое возникло в нашей некогда такой дружной и счастливой семье? Как я могла быть такой слепой ко всему, кроме самой себя?
Я подалась вперед и через стол коснулась маминого предплечья ладонью.
- Прости меня, - прошептала я, чувствуя, как предательски щиплет в глазах.
- Тебя?
- Это все моя вина, мам. Мы обе это пониманием, - сокрушенно прошептала я. - Дэниэл, Алек, снова Дэниэл… Я всегда выбираю не тех парней. И этим порчу жизнь не только себе, но и вам всем.
- Это не так.
- Ты знаешь, что это так! – грустно сказала я.
- Я не хочу, чтобы ты даже мысленно винила себя в чем-то, слышишь? – поглаживая мою ладонь, сказала Белла. – То, что случилось - это стечение обстоятельств. Вина всех. Даже моя.
- Мам… - я хотела возразить, но Белла не позволила мне.
- Не говори сейчас ничего, - просто сказала она. – Давай поедем домой. Нам нужно поговорить всем вместе. Всей семьей.
Я честно не думала, что я была готова к разговору с папой. Или с Элис. Я бы с радостью забилась куда-нибудь в уголок и проспала там денек-другой, чтобы только не возвращаться в мыслях к папе, к Алеку, к Дэниэлу… Чтобы просто побыть нормальной. Чтобы просто побыть спокойной. Без срывов, без выяснений отношений, без споров…
- Эдвард ужасно переживает, дочка, - услышала я голос Беллы. – Он отказывается разговаривать со мной или с Карлайлом. Он послушает только тебя. Пусть даже минуту, но поговори с ним.
- Я не знаю, что сказать.
Белла привстала со своего дивана и пересела ближе ко мне. Она взяла меня за плечи и заставила взглянуть ей в лицо.
- Пожалуйста, Несс.

Когда мы ехали по направлению в Грейшотт, в тишине машины вдруг заиграла музыка. Я была так погружена в свои мысли, что даже не сразу сообразила, что звук издает мой телефон. А когда поняла, то принялась судорожно рыться в сумочке.
На экране мобильного светился номер Алека.
Неконтролируемая волна радости наполнила мое сердце. Я почувствовала, как мгновенно вспотели ладошки, а сердце застучало чуть быстрее. Но еще до того, как я успела снять трубку, реальность обрушилась на меня отрезвляющим дождем. Моя дружба с Алеком толкнула Эдварда на предательство, она заставила его отдалиться от мамы, она еще сильнее пошатнула отношения в нашей и без того настрадавшейся семье…
И, кажется, я уже обещала папе, что больше не буду общаться ни с кем из Вольтури. Но, конечно, это было до того, как я узнала, что папа сговорился с Дэниэлом и манипулировал мною, только чтобы удалить Алека из моей жизни. И конечно, это было тогда, когда Алек перестал звонить мне и писать, а я была чересчур горда, чтобы написать ему первой…
Звонок, в котором я так нуждалась этой ночью, в свете последних событий, казался каким-то неуместным. И если еще вчера я бы, не раздумывая, ответила на него, то сейчас лишь в растерянности смотрела на экран.
- Что такое? – спросила Белла, отвлекаясь от дороги.
- Это Алек, - в замешательстве пробормотала я.
- Ты не должна спрашивать у меня или у кого бы то ни было разрешения на разговор с ним, дочка, - заметила мама, видимо уловив мою нерешительность.
Про себя я лишь подумала: «Если бы только все было так просто», но, после мгновенного колебания, все же сняла трубку.
В первую секунду на меня обрушился невообразимый шум и гам, который потом перекрыл звонкий голос Алека.

[Natella]

- Несс, ты куда подевалась? – воскликнул он.
Его добродушный, немного ироничный и очень дружественный голос всколыхнул в моей душе целую бурю эмоций. Радость, волнение, и яркое, словно вспышка, осознание, насколько сильно я соскучилась по нему. В душе не осталось и следа сомнений, которые разрывали меня всего минуту назад. Было очевидно, что Алек одним своим словом и неподдельной теплотой в голосе привносит в мою жизнь чересчур много хорошего и настоящего, чтобы я могла так просто отказаться от его общения.
- Я? – пролепетала я, все еще немного растерянная, чтобы разумно мыслить.
- Я звонил тебе все утро, и вчера вечером тоже, но ты не брала трубку, - перекрикивая шум и изображая обиду в голосе, произнес Алек. А потом, даже не дождавшись моего объяснения, вдруг ласково добавил: – С Рождеством, солнышко.
Я почувствовала, как мои губы расплываются в улыбке. В этом был весь он! Появляется из ниоткуда, чтобы сказать сущую безделицу, которая повышает мое настроение, как банка энергетика.
- С Рождеством, Алек, - произнесла я, вкладывая в эти простые слова всю ту нежность и теплоту, которую я испытывала к нему.
Вместо ответа, на другом конце провода что-то затрещало, и послышался чужой голос, который звучал, будто из динамика.
– Ты где? – спросила я.
- Я в аэропорту, - отозвался Алек после секундной заминки.
- Ты возвращаешься в Лондон? – воскликнула я, даже не пытаясь скрыть свой энтузиазм.
- Неа, - протянул он. - Я лечу по делам.
Мой энтузиазм тут же пошел на спад. «Дела» могли означать что угодно, но я почему-то была уверена, что они связаны с армией новообращенных и вызванными ими проблемами в клане Вольтури. А значит, они грозили опасностью Алеку.
- Дела, конечно, секретные? – с заметным напряжением в голосе спросила я.
- Секретные, - со смешком подтвердил он. – Но в них нет ничего опасного, Несс.
- Значит, ты можешь рассказать мне, куда ты летишь?
- Я расскажу. Но не сейчас, - коротко сказал Алек. – Расскажи мне лучше, как ты?
- Ну, если тебя это действительно интересно…
- Брось, Ренесми!– ласково пробормотал Алек. – Я соскучился по тебе. Мы не общались, кажется, тысячу лет, поэтому не вредничай и расскажи мне, как ты там без меня.
Я очень хотела сказать ему что-нибудь вредное. Ох, как я хотела! Но правда заключалась в том, что я также очень соскучилась по нему. И мне не хотелось тратить драгоценные минуты нашего разговора на вредность. Поэтому я глубоко вздохнула и ответила:
- Я… Я тут… Я в порядке.
- Уверена? Голос у тебя не самый счастливый.
- Да нет, просто повздорила с родными, - стараясь быть максимально откровенной в данной ситуации, ответила я. Я не могла пускаться в объяснения, да и не знала до конца, хочу ли я, чтобы Алек знал, что Дэниэл снова вернулся в мою жизнь. И что на этот раз, за его спиной стоял ни кто иной, как мой собственный отец.
- Старый добрый Эдвард не отпускает вожжи, - с иронией протянул Алек.
- Не говори так, - одернула я его, поражаясь, насколько близко его предположение к действительности.
- Прости, - тут же отозвался Алек. И я могла поспорить, что он действительно жалеет, что по неосторожности задел мои чувства. В этом была его самая чудесная черта – я всегда знала, что когда он говорит «прости», он действительно так чувствует, а не притворяется.
- Когда ты закончишь «дела», ты приедешь в Лондон? – спросила я. – Или вернешься в Италию?
- Я не знаю. Надеюсь, что смогу навестить тебя в самое ближайшее время.
- Ты летишь один?
- Нет, с Деметрием и Маркусом.
- Нехорошо, - со вздохом произнесла я.
- Почему?
- Очевидно, что все не так просто, как ты пытаешься мне представить. Иначе Деметрий и Маркус не путешествовали бы с тобой, - заключила я.
- Не выдумывай, Несс, - со смешком произнес Алек. Но что-то в его голосе подсказало мне, что я права.
- Правда? – настойчиво спросила я.
- Что «правда»?
- Что ты будешь в порядке?
- Конечно, я буду в порядке. И когда я приеду в Лондон, то возьму тебя с собой на ужин. А потом мы пойдем смотреть оперу или балет.
- Ловлю тебя на слове! – с легкой улыбкой произнесла я.
- Ты и так давно меня поймала, - иронично ответил он.
Возникла неловкая пауза. Я не была уверена, что правильно поняла его последние слова, и поэтому не знала, что ответить. Но мне и не пришлось. В трубке снова послышался шум, а потом Алек торопливо сказал:
- Слушай, Несс. Мне пора идти. Уже объявили посадку.
- Хорошо, - с грустным вздохом ответила я. - Счастливого пути.
- Я скоро позвоню тебе, солнышко.
- Обещаешь?
- Обещаю.

[Natella]

В трубке послышались гудки. Я нажала на отбой и задумчиво уставилась на телефон.
- Все в порядке? – осторожно спросила мама.
Я повернула голову и посмотрела на нее, впервые с начала разговора с Алеком вспоминая, что я не одна. Я быстро прикинула в уме, не сболтнула ли я чего лишнего. Конечно, скрытность не была моей отличительной чертой, но я все еще чувствовала неуверенность, когда дело касалось Алека и реакции моей семьи на нашу дружбу.
- Так все в порядке? – переспросила Белла, а потом добавила: – Ренесми, ты можешь мне довериться.
- Я знаю, мам. И я надеюсь, что все в порядке.
Белла кивнула и ободряюще улыбнулась мне:
- Все будет в порядке.
Я тоже улыбнулась, но скорее вынужденно, чем от души, и уставилась на свой телефон. Так как это был первый раз, когда я взяла его в руки со вчерашнего вечера, я проверила пропущенные звонки и смс. Мне несчетное количество раз звонили с домашнего номера ночью, потом по очереди звонили Белла, Эдвард, Элис, Карлайл, Эммет и даже Роуз. Три раза звонил Алек. И несколько звонков уж сегодня утром были сделаны с номера Суви.
Быстро проверив папку сообщений, где скопилась гора рождественских поздравлений и пара призывов Суви отозваться, я позвонила подруге. Она сняла трубку уже со второго звонка.
- Несс, засранка ты такая! Куда ты подевалась? – затараторила подруга.
- Прости, Сув. Я только сейчас добралась до телефона.
- Ты можешь приехать?
- Сейчас? – недоверчиво переспросила я, недоумевая, что такого случилось у моей взбалмошной подруги.
- Конечно, сейчас! Я вечером улетаю. Хотела увидеть тебя. Подарить тебе подарок. И поговорить про вчера. Я нифига не помню… Вернее, помню, но урывками, - Суви почти истерично хохотнула. - И эти урывки мне не всегда нравятся.
- Но куда ты улетаешь? – прервала я ее.
- Домой, - в трубке послышалось какое-то пыхтение, а потом глухой хлопок. – Прости, я доставала чемодан с верхней полки шкафа. Так вот, мама позвонила и сказала, что они ждут меня на Новый год. Я не хотела ехать, я же планировала быть с Джейми, помнишь? Но сегодня поняла, что может быть для меня будет полезно сменить обстановку. И мама очень просит. И моя сестра Кайли. И ее муж. И мой маленький племянник-карапуз. Ну, и в общем, я просто позвонила в аэропорт и узнала, есть ли места на рейсы в Хельсинки. Ну так вот я улетаю сегодня в семь. Ты сможешь приехать?
- Я… Блин, Суви, я не знаю, - честно призналась я. Мне отчаянно хотелось увидеться с ней, но я понятия не имела, как скоро я смогу вырваться из дома…
- Постарайся, а? – попросила меня Суви.
- Ладно.
Я нажала на отбой и откинулась на сидение.
- Все в порядке? – теперь уже с улыбкой спросила мама.
- Суви уезжает на каникулы домой. Она хочет встретиться, - я вздохнула.
Белла кивнула головой.
- Я могу отвезти тебя, - предложила она спокойно.
- Это будет замечательно, мам, - я увидела, как помрачнело лицо мамы, как только я произнесла эти слова. – Но только после того, как я поговорю с папой.
Белла повернула голову, и наши глаза встретились.
- Спасибо, - прошептала она так тихо, что я не услышала, а лишь прочитала по губам ее слова.
И почему-то я вдруг почувствовала себя самой неблагодарной дочерью на свете.

Я солгу, если скажу, что союз Эдварда и Дэниэла не стал для меня потрясением. Когда я подслушала тот фатальный разговор, в первое мгновение я даже не смогла соединить все воедино, настолько дикой казалась сама мысль такого предательства со стороны папы. Я бежала на озеро, ощущая, что полностью опустошена. Мне не верилось, что отец, которым я всегда так восхищалась, опустился до такой низости, зная, скольких мук мне стоит любое общение с Дэниэлом. Я бы приняла любой его поступок – в конце концов, он тоже много раз прощал мне то, что казалось простить нельзя. Но Дэниэла… После того ужаса. После болезненного выздоровления. После несмелых попыток жить без оглядки. Папа просто взял и толкнул меня к нему в объятия. В новый водоворот неуверенности, боли, мучительных воспоминаний, нездоровой тяги и обреченности…
Я не могла принять это. Просто не могла.
И когда я ехала домой, я не испытывала жалости к Эдварду. Картина, нарисованная Беллой, была печальна, но я не могла представить себе, что я так просто смогу забыть предательство папы. И совершенно не важно, какими мотивами оно было вызвано.
Но, как известно, реальность часто вносит корректировки в нашу жизнь. Внесла она их и в мое отношение к ситуации. Так что когда я вошла в темную библиотеку, с единственной тускло горящей в углу лампой, мне хватило одного взгляда на сгорбленную фигуру Эдварда, одного вдоха воздуха, будто пропитанного мукой и сожалением, чтобы я поняла - я ни за что не позволю папе казнить себя так, как он делал это со вчерашней ночи.
Я вошла в библиотеку, плотно закрыв за собой дверь. Я знала, что папа чувствует, что это я, но он не подал и виду. Мне пришлось сделать много шагов по направлению к нему и остановиться лишь в метре, чтобы добиться хоть какой-то реакции с его стороны. И когда он поднял голову, и я столкнулась с его сверкающими глазами, я поняла, что я сделаю все, чтобы Эдварду стало лучше. Он выглядел разбитым. Полностью разбитым, уязвимым и неуверенным. И я сразу вспомнила тот другой раз, когда папа был таким – в то ужасное утро, когда я впервые очнулась после укуса и побега Дэниэла. И он был таким из-за меня. Всегда из-за меня. Потому что он слишком сильно любил меня. Слишком сильно страдал из-за меня. Слишком сильно оберегал меня. И всегда чувствовал мою боль, как свою.
И да, я вовсе не хотела принимать понимать поведение папы. Никогда. И еще пару минут назад не думала, что сделаю это в ближайшие сто лет. Но когда я увидела его, то все, что случилось дальше, стало логичным и самым естественным.
- О, папочка, - выдохнула я, порывисто опускаясь на колени и обнимая его. – Как такие умные люди могут внезапно стать такими глупцами…

[Natella]

Глава 57. Голубка. Она

Мы расположились прямо на полу. Я сидела к Эдварду спиной. Он бережно поддерживал меня за плечи и ласково поглаживал по голове, холодя своим дыхание волосы у меня на макушке. Мы разговаривали уже больше получаса. Вернее, говорил в основном папа, а я слушала. Все это время мой взгляд был устремлен в огромное, от пола до потолка, окно, через которое в библиотеку проникали тусклые лучи зимнего солнца. Я прямо физически чувствовала, как на меня снисходит странное умиротворение, несмотря на то, что слова папы зачастую вызывали не самые приятные воспоминания и ассоциации.
- Как любой отец, я всегда стремился уберечь тебя от страданий. С самого твоего рождения я готов был поменять землю и небо местами, только чтобы тебе было хорошо, - тихо говорил Эдвард. – Знаешь, каким я видел твое будущее? Оно лежало передо мной словно открытая книга. В ней были главы твоих дней рождений, твоих увлечений, твоих друзей. Фортепиано, рисование, школа, университет, стремительный карьерный рост в той области, которую ты сама для себя выберешь. Когда ты родилась, я ни секунды не сомневался, что смогу создать для тебя такую жизнь. Полную, насыщенную, радостную. Которая будет течь спокойно и размеренно, в любви и достатке и в окружении людей, которые заботятся о тебе и превыше всего ставят твое счастье.
На мгновение Эдвард замолчал, будто ждал, что я скажу что-то в ответ. Но я оставалась безмолвной и недвижимой, поэтому он продолжил:
- Ты знаешь, что твои отношения с Джейком всегда пугали меня? – папа усмехнулся и легонько поцеловал меня в макушку. – Именно пугали. Я хорошо отношусь к Джейку. Я ценю его дружбу, его преданность и честность, но, Боже, я не был готов отдать тебя ему чуть ли не с пеленок. А он именно этого и хотел, при этом методично и четко добиваясь поставленной цели. Мне же казалось, что проводя так много времени с ним, отгораживаясь от остального мира, ты упускаешь что-то другое, более важное. Что ты не знаешь другой жизни. Что ты слишком рано взрослеешь. Но ты была такая упрямая! Разве тебя можно было переубедить? Ты всегда все делала по своему усмотрению, с самого детства.
Неожиданно для самой себя я улыбнулась. В последней фразе Эдварда за легкой иронией я отчетливо уловила отеческую гордость. И мне вдруг стало тепло и приятно на душе, а перед глазами промелькнули несколько сцен из далекого детства, когда я, упертая и уверенная в своей непогрешимости, спорила с папой из-за какой-нибудь безделицы, отвоевывая себе чуточку больше свободы, авантюрности и уступок с его стороны.
- А потом у тебя появился Дэниэл, - продолжил папа после короткой паузы. – Он был как раз из той новой жизни, которой я одновременно и желал для тебя и страшился. Когда ты в первый раз призналась мне, что увлечена им, я почти ликовал. Я подумал: «Какое счастье! Несси не зациклена на Джейке. Она смотрит на мир. Она ищет в нем себя». Но я быстро понял, что с моей стороны это была преждевременная радость, замешанная на непередаваемой глупости. Знаешь почему? Потому что Дэниэл всего за несколько дней изменил тебя до неузнаваемости. Ты вернулась из Гштаада совершенно другая. Я даже сначала не мог понять, в чем разница: во взгляде ли, в котором поселилась тоска и совсем недетская осознанность, или в поведении, из которого исчезла вся спонтанность и фееричность, или в том, что ты вдруг стала серьезная и замкнутая … Но я вдруг открыл для себя шокирующую истину: ты уже не моя маленькая дочурка, а влюбленная девушка. И я не могу ничего изменить.
- Ты и не мог. Никто не мог, - шепнула я.
Слова Эдварда все глубже и глубже погружали меня в прошлое, но удивительно, воспоминания о событиях того, изменившего всю мою жизнь, Рождества и нового года не вызывали острой боли, как случалось раньше. Сейчас это была просто ностальгия по ушедшим временам… До того, как жизнь заставила меня снять свои розовые очки.
- Ты летала вокруг него, словно мотылек, вокруг лампы, - с ноткой печали в голосе произнес Эдвард. - Ты светилась. Ты искрилась. Когда ты видела его – для тебя переставало иметь значение все иное. Когда ты слышала его – ты пропускала мимо ушей все пустое. Когда я наблюдал, как вы разговариваете, как смотрите и тянетесь к друг другу, я понимал, что становлюсь свидетелем того, что называют роковой любовью. Не настоящей, а именно роковой. Судьбоносной, если хочешь, - Эдвард вздохнул и подтянул меня чуть ближе к себе. – Я чувствовал себя совершенно беспомощным, наблюдая, насколько вы зависимы друг от друга. Насколько ты зависима от него. Но разве я мог что-то поделать? Ты была так счастлива. Ты вспыхивала, как лампочка, как только ты слышала его голос. Ты никогда не улыбалась так, как ты улыбалась, находясь рядом с ним. И ты никогда не забывала о себе настолько, насколько ты делала это, находясь рядом с ним. Я уже тогда знал, что если что-то плохое случится между вами, ты никогда не сможешь оправиться от этой потери.
Секунд на тридцать в библиотеке воцарилась тишина. Я медленно осмысливала то, что рассказывал папа. Он, видимо, обдумывал продолжение. Полуденное солнце засветило еще ярче, и я увидела, как в полоске света, которая проникала в помещение сквозь приоткрытые портьеры, заплясали мелкие точки пыли.
«Ты никогда не сможешь оправиться от этой потери».
Слова были просты и понятны, но, Боже мой, при этом настолько точны. Никогда. Никогда – это слишком мало, чтобы описать всю тяжесть моей потери. Ведь для меня это значило не только потерю любви. Нет. Это значило и потерю огромной и жизненно важной части себя…
- Когда Дэниэл укусил тебя, я знал, что в этом есть и моя вина, - сказал, наконец, папа. - Потому что подсознательно я всегда ожидал, что что-то подобное произойдет. Ты хотела его слишком сильно. Но, Боже, он хотел тебя в тысячу раз сильнее! Я чувствовал его почти первобытную потребность в тебе, его голод, его страсть, его временами жуткое обожание… Но ты была так счастлива, все вокруг были так счастливы, Элис была спокойна, так что мне начало казаться, что у меня паранойя…
- Господи, ты не виноват! – перебила я папу. - Разве кто-нибудь может быть виноват в любви? Ты ничего не мог поделать, ты знаешь это. Ты сам сказал, я хотела Дэниэла слишком сильно, - я печально усмехнулась, удобнее устраиваясь в объятиях Эдварда. – И мне пришлось набить немало шишек, прежде чем я поняла – то чего я хочу просто невозможно…
- То время, когда ты скиталась по свету в поисках Дэниэла, было самым худшим в моей жизни. Мы все тут сходили с ума. Я тысячу раз был готов броситься за тобой вдогонку, привезти тебя силой, если потребуется, но я понимал – это ничего не изменит. Ты будешь с ним, если не физически, то мысленно. Ты будешь страдать, изводить себя, медленно, но верно затухать… Он не отпустит тебя, пока ты сама не отпустишь его. Поэтому я не вмешался. После Вольтерры, видя с каким трудом ты выбираешься из кошмара, которым обернулись ваши отношения, я поклялся себе, что больше не допущу ничего подобного. Я лучше запру тебя дома, но не позволю, чтобы в твою жизнь вошел другой парень. Поэтому, когда так неожиданно появился Алек… Я негодовал! Здесь было все – и опасение за твое душевное состояние, и страх потерять тебя и ненависть к Вольтури. Несси, я был одержим идеей устранить Алека из твоей жизни. Я чувствовал, что он может стать для тебя таким же фатальным, как и Дэниэл. И я готов был продать душу дьяволу, только чтобы не допустить этого. Поэтому, когда Дэниэл впервые обратился ко мне – лишь в мыслях, я сразу ухватился за эту возможность. Я отдавал себе отчет, что его присутствие причинит тебе новую боль, но перед лицом другой боли, которую мне казалось, обязательно причинит тебе Алек, я готов был пойти на это.
- Пап, это глупо, Алек и я… - я перевела дыхание, пытаясь подобрать слова, чтобы объяснить Эдварду свои чувства. Я осознанно отбросила часть его рассказа о Дэниэле – все, что связано с ним было чересчур сложно и туманно и мало поддавалось объяснению и анализу, и ухватилась за идею показать папе бессмысленность его опасений касательно Алека. – У нас никогда не было ничего похожего на то, что было у меня с Дэниэлом. Я знаю, тебе сложно принять его, но видит Бог, за все то время, что я знаю его, он не сделал мне ничего плохого. Напротив, он помог мне снова поверить в себя. Он помог мне снова научиться радоваться жизни. Но самое главное, я знаю, что я тоже многому научила его. Я привнесла в его жизнь то, чего он был лишен. Я показала ему тепло, добро, ласку. Это был двусторонний обмен, понимаешь? Наши отношения основаны на дружбе, а не на нездоровой страсти.
- Ты такая наивная, Ренесми, - воскликнул Эдвард. – Если бы Алек мог, он бы увез тебя в Вольтерру. Он бы забрал тебя от нас! И не спорь, - добавил он, видя, что я уже открыла рот, чтобы возразить. – Я знаю это наверняка, потому что Алек разговаривал об этом с Аро.
- Откуда ты знаешь? – встрепенулась я.
- Элис видела, - коротко бросил он.
- О чем конкретно они разговаривали?
- О том, что когда все закончится, он хочет привезти тебя в Вольтерру. И он просил Аро обеспечить твою безопасность.

[Natella]

- Закончится «что»? – ухватилась я за сказанное папой. Почему-то мне казалось, что это связано с отъездом Алека неведомо куда.
- Я не могу сказать тебе. И прежде чем ты будешь возражать, пойми, что это не мой секрет! Я дал слово, что останусь в стороне от всего этого.
Я вздохнула. Думала, как выудить из папы нужную мне информацию, но быстро поняла, что все бессмысленно. Когда папа давал слово, он его держал. Спорить и упрашивать его в таком случае было бесполезно. Его понятия о чести и обещании были такими же древними, как и… Будем честны, как и он сам.
- Хорошо, - пробормотала я, не скрывая недовольства. Но постаралась извлечь для себя максимум полезного из этого откровенного разговора, поэтому спросила еще кое-что: - Я помню, в прошлый раз ты сказал мне, что Алеку ничего не угрожает. Это все еще так?
- Он будет в порядке.
Конечно, меня не удовлетворили эти слова, но у меня не было выбора, кроме как принять их. Папа сказал, что Алек в безопасности. Сам Алек убеждал меня, что он в безопасности. И пусть какое-то шестое чувство убеждало меня, что не все так просто, я решила не изводить себя понапрасну, надеясь, что мой друг, как и обещал, вернется в Лондон в самое ближайшее время…
Я немного поерзала, удобнее устраиваясь в кольце рук папы. Я подумала, что наш разговор был каким-то обрывочным, но мне уже давно не было так комфортно в его присутствии как сейчас. Все-таки, порой очень важно остановиться и признать, что родные – это самое дорогое, что у тебя есть. Тратить жизнь на недомолвки и ссоры просто глупо…
На этот раз Эдвард не спешил продолжить разговор, поэтому, взвесив все за и против, я решилась задать вопрос, который давно меня мучил. В конце концов, лучше выяснить все раз и навсегда, правда?
- Пап, скажи мне, как он смог убедить тебя принять в этом участие? – шепотом спросила я. – Я ведь правильно понимаю: это была идея Дэниэла?
- Лишь отчасти, - спустя секундное колебание ответил он. – Он хотел воспользоваться своим даром против Алека. Но было поздно. И я предложил ему поговорить с тобой.
- Неужели ты всерьез думал, что Дэниэл сможет уговорить меня прекратить любое общение с Алеком? – недоумевая, спросила я.
- Я думал, что он сможет напомнить тебе о том, что Вольтури – враги. Что, увидев его, ты поймешь, что прошло слишком мало времени, чтобы начинать новые отношения.
- Боже…
Я отстранилась от папы и развернулась так, чтобы посмотреть ему в глаза.
- Пап, я никогда не думала об отношениях с Алеком. Никаких других, кроме дружеских. А все, чего ты добился возвращением Дэниэла – это моей новой боли, страхов и растерянности, - тихо произнесла я. Я видела, что Эдварду не по себе от этих слов, но мне важно было выговориться, важно было, чтобы он понял. – Он делает со мной невообразимые вещи. С моим сердцем, с моей головой, понимаешь? Я не могу здраво мыслить, когда он рядом. Он заполняет меня всю без остатка так, что не остается ничего другого. Я будто его спутник – верчусь вокруг него без возможности изменить орбиту. Если бы только ты знал, каково это…, - я коснулась руками своего живота, в инстинктивном жесте защиты. – Прямо здесь, видишь, невесомость, всякий раз когда он рядом. И я ничего не могу с этим поделать. Я ненавижу это. Я ненавижу его и себя. Но я ничего не могу поделать, - я сокрушенно покачала головой, чувствуя, как на глаза набегают слезы.
О Боже… Я закрыла лицо ладонями, только не это. Еще в Вольтерре я обещала себе, что Дэниэл больше никогда не станет причиной моих слез. И я не собиралась нарушать это обещание. Только не сейчас, когда я прошла уже такой длинный путь к выздоровлению…
- Мне нет оправдания, - услышала я печальный голос Эдварда, а в следующее мгновение его руки обхватили меня и прижали к себе, так что я уткнулась лицом в его грудь. – Я никогда не желал этого. Я думал, что все, что я делаю – лучшее для тебя. Для твоего благополучия и здоровья. Все казалось так просто: Дэниэл убедит тебя оставить Алека, а потом уйдет.
- Ты в самом деле верил, что он уйдет? – прошептала я.
- Да, - коротко ответил Эдвард. – Ты же знаешь, он пустил меня в свою голову. Тогда он был готов уйти.
- Мне кажется, он никогда не уйдет… - почти обреченно вздохнула я, отстраняясь от папы. И в этом коротком предложении заключался огромный для меня смысл.
Никогда не уйдет. Никогда не оставит меня в покое. Никогда не исчезнет из моих мыслей. Никогда не сотрет свой запах. Никогда не уничтожит воспоминания. Никогда не даст мне забыть…
– Но я, все же, не понимаю, - тихо произнесла я. Остался еще один вопрос, который изводил меня. Вопрос, ответ на который я никак не могла вычислить. – Если ты так обеспокоен моей безопасностью, как ты мог позволить Дэниэлу приблизиться ко мне так близко после всего того, что произошло?
- Если бы я не был уверен, что он больше не тронет тебя, я бы ни за что не подпустил его к тебе, - четко выговаривая каждое слово, отчеканил Эдвард.
- Но как ты мог знать? – настаивала я.
- Я увидел в его мыслях себя, - прошептал Эдвард.
Я уставилась на папу во все глаза. Я не понимала. Может быть, он ошибся? Неправильно выразился? Имел в виду что-то другое? Потому что, то, что он сказал, было бессмысленно. Между папой и Дэниэлом нет ничего общего! И никогда не будет. Потому что папа – любящий, заботливый и превыше всего ставящий интересы других, тогда как Дэниэл… Нужно ли повторять, каким эгоистом всегда был Дэниэл?
- Пап, - прошептала я. Я видела, что ему очень нелегко далось предыдущее признание, поэтому я положила ладонь ему на щеку и заглянула в глаза. – Пап, прошу тебя, не говори так.
- Это правда, Ренесми. Я увидел в его мыслях себя. Того себя, который мучился неизвестностью, находясь вдали от любимой. Того себя, который был готов умереть, узнав, что любимой нет в живых. Того себя, который уже прошел все круги ада, и больше никогда бы не сделал ничего, что в какой-то мере причинило бы боль любимой, - папа приподнял голову, и наши глаза встретились. Мне стало не по себе, от того тяжелого и грустного взгляда, которым смотрел на меня Эдвард. Он медленно вдохнул, а потом, словно открывая мне страшную тайну, произнес:– Зная, каково это – потерять тебя, он сделает все, чтобы защитить тебя.
На мгновение я лишилась дара речи.
- Он не может защитить меня от себя… - прошептала я. – А он и есть самая большая опасность.
- Я знаю. И он это знает тоже. Боже, Несси, прости.
- Тебе не за что просить прощения, - я печально покачала головой.
- Есть. Если ты позволишь мне все исправить…
- О нет! – я подняла глаза на папу и, чувствуя гораздо меньше уверенности, чем вкладывала в свои слова, произнесла: - Прошу тебя, держись от Дэниэла подальше. Я справлюсь с этим сама.
- Но Ренесми, ты сама говорила…
Я подняла ладошку и прижала ее к губам папы, заставляя его прервать свою речь.
- Обещаешь, что не будешь вмешиваться, пока я не попрошу? – тихо, но твердо спросила я.
Нехотя Эдвард медленно кивнул.
- Спасибо. Я буду в порядке.
Интересно, если часто повторять эту фразу, можно поверить в ее смысл?

[Natella]

Было около двух дня. Сразу после того, как между нами с папой не осталось больше невыясненных вопросов, я рассказала ему про утренний разговор с Суви, и он, конечно, позволил мне поехать к подруге.
Обратно в город мама с папой отвозили меня вместе. Большого семейного примирения, как это себе представляла Белла, не вышло, но я была рада, что разговор с папой состоялся. Сейчас этого было достаточно. С Элис я поговорю позже. С Роуз… Ну, я все же не уверена, что нам есть что обсуждать.
Родители высадили меня у подъездной аллеи к общежитию. Когда я прощалась с ними, то мне бросилось в глаза насколько более расслабленно и спокойно выглядит Белла, и насколько более радостным выглядит Эдвард. Даже думать о том, что из-за меня они чуть было не отдалились друг от друга было неприятно. Я искренне надеялась, что они смогут поговорить сегодня, чтобы и между ними не было никаких недомолвок, горечи и секретов.
- Я люблю вас, - несколько смущенно пробормотала я, обнимая каждого из них по очереди. А потом забрала с заднего сиденья машины свой пакет с подарком для Суви и выскочила на улицу.
Комната Суви, то есть, та самая комната, в которой и я жила большую часть прошлого года, располагалась на втором этаже. Минуя старенькую вахтершу миссис Джонс, я быстро поднялась по лестнице. В кампусе было тихо, но совершенно отчетливо пахло алкоголем – очевидно, что все студенты, которые на каникулах остались в Лондоне отсыпались после рождественских кутежей. Я тихо постучала в дверь комнаты, где раньше жила. Никакой реакции. Я постучала еще раз. Когда и во второй раз мне никто не ответил, я толкнула дверь, и она к моему удивлению отворилась.
- Суви! Ты здесь? – позвала я, входя и закрывая за собой дверь.
Первое, что бросилось мне в глаза в комнате – это гора вещей и раскрытый чемодан на полу. А уже потом я услышала звук льющейся воды из ванной.
- Суви, ты там? – громче крикнула я.
- Несс, ты приехала! – послышался радостный визг из-за двери ванной. Через секунду воду выключили, а буквально через две дверь распахнулась, и Суви в банном халате и с тюрбаном из полотенца на голове выскочила мне на встречу.
- Привет, - она обняла меня и чмокнула в щеку.
- Привет. Что с тобой? Откуда такая активность? – поинтересовалась я, с улыбкой глядя на подругу. Она казалась чересчур веселой. Такой, что на мгновение мне даже показалось, что веселость наигранная.
Суви театрально закатила глаза и, на ходу срывая с головы полотенце и начиная промакивать волосы, затараторила:
- Ничего не успеваю. Рейс скоро. Сумка не собрана. Я не собрана. Голова кругом. О! – она всплеснула руками, бросила полотенце на кровать, подбежала к тумбочке и вытащила из нее сверток. А потом, все так же улыбаясь, подошла с ним ко мне. – С Рождеством!
Она вложила сверток мне в руки.
- Спасибо, зайка, - пробормотала я, и подала ей пакет с подарком, который я выбрала для нее. – Это тебе.
На мгновение мы замерли в нерешительности, а потом переглянулись и, одновременно усмехнувшись, принялись за дело.
- О, Боже мой, только не говори мне… - пробормотала Суви, когда открыла пакет и заглянула внутрь. – Несс! Это же Chanel!
- Винтажный Chanel, - поправила я, зная страсть подруги к прошлому, и искренне радуясь, глядя, с каким благоговением она достает из пакета маленькую сумочку на цепочке. – Это из круизной коллекции десятилетней давности.
- Мамма миа! – воскликнула Суви, на несколько секунд буквально стискивая меня в объятиях. – Обожаю тебя!
- Я рада, что ты рада, - смеясь, сказала я, развязывая ленточку и разворачивая бумагу, в которую Суви упаковала мой подарок. – Как только увидела эту сумку, сразу поняла, что хочу, чтобы она была… Суви, это прекрасно! – выдохнула я, когда мне на руку упала тоненькая серебряная цепочка с кулончиком в виде голубки.
- Правда? - с нескрываемым волнением в голосе, произнесла она.
- Конечно! Ты сама…? – я осторожно, будто боясь причинить вред искусно вырезанной голубке, провела пальчиком по ее крылышкам.
- Да. Почти месяц корпела. Мой преподаватель по литью говорил, что мне ни за что не сделать ее такой, как я задумала, - она улыбнулась. – Но, ты же знаешь, я настырна.
У меня не было слов, чтобы отблагодарить Суви. И мой собственный подарок вдруг показался мне банальным, по сравнению с тем, что она сделала сама своими руками. Я знала, что она взяла дополнительный курс в колледже, но я понятия не имела, что она уже достигла таких высот в ювелирном деле.
- Не знаю даже, почему, но мне было важно подарить тебе это как можно скорее, - прошептала Суви, забирая цепочку из моих рук и надевая ее на меня. - Голубка означает мир и дружбу. А ты моя лучшая подруга, Ренесми.
- Сув… - прошептала я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы радости. Я отложила пакет и сверток и обняла ее. – Ты тоже моя самая лучшая подруга.
- Ну вот, - жалобно всхлипнула она, крепко обнимая меня. – Теперь у меня раскраснеются глаза и нос.
Я засмеялась, отстраняясь от нее.
- Спасибо, Суви, - я подняла руку и сжала в ладони голубку. - Это самый лучший подарок. Он всегда будет напоминать мне, что у меня есть ты.
- Так и есть, - Суви разжала мою ладошку и взяла в пальчики кулон. А потом повернула его обратной стороной, где мелким красивым каллиграфическим почерком были выведены инициалы «С» и «Р».
Теперь настала моя очередь всхлипывать.
- Ты нарочно заставляешь меня расплакаться? – протянула я, еще раз обнимая подругу.
Когда мы, наконец, вдоволь навосхищались своими подарками, и Суви подошла к зеркалу, чтобы расчесать мокрые волосы, она спросила:
- А где ты была все утро? Я звонила тебе миллион раз.
- А… Я просто телефон оставила в другом месте, - уклончиво ответила я, тут же чувствуя укол совести за свою невынужденную ложь. К счастью, Суви, кажется, не придала значения моей уловке. Она сосредоточенно распутывала расческой свои белокурые волосы, но что-то в ее поведении насторожило меня.
- Все в порядке? – осторожно произнесла я, прикидывая, могла ли она знать, что я что-то утаиваю от нее.
- Мне кажется, вчера случилось что-то ужасное, - со вздохом ответила она после секундного колебания.
- В смысле? – я почувствовала, как мое сердце забилось чуть быстрее.
- Мне кажется, я совершила бооооольшую глупость, - произнесла она напряженно, а потом, видя, что я ее не понимаю, пояснила. – Помнишь того блондина с танцпола?
Я кивнула.
- Утром я выпроваживала его за дверь.
- Он спал здесь? – воскликнула я прежде, чем мне удалось замаскировать шок в своем голосе. И я даже не успела почувствовать облегчение от того, что говоря о «чем-то ужасном», Суви не имела в виду меня и Дэниэла, как неприглядная сторона всей ситуации открылась для меня. Сколько себя помню, Суви была очень осмотрительна во всем, что касалось интимных отношений. Точнее, она так боготворила Джейми, что никогда даже не смотрела ни на каких других парней. Было сложно представить, что она могла вот так запросто привести кого-то совершенно незнакомого к себе…
- Самое ужасное, что я совершенно не помню, как он сюда попал, - сокрушенно вздохнула Суви, безжалостно терзая расческой волосы. – Честно говоря, я вообще мало что помню со вчерашнего вечера. После того, как мы выпили в твоей комнате, все как в тумане.
Я сглотнула, чувствуя, что где-то внутри меня зреет чувство вины. Видя, в каком состоянии была Суви после расставания с Джейми, я не должна была позволять ей пить. В крайнем случае, я не должна была бросать ее на празднике одну. А я вместо того, чтобы помочь, когда она нуждалась во мне…

[Natella]

- Ты знаешь, я еще поэтому хочу уехать на время, - между тем сказала Суви, отходя от зеркала и глядя на раскрытый чемодан. – Отвлечься от мыслей от Джейми, выкинуть из головы этого блондина… Фу! – она брезгливо поморщилась и ее тоненькое тело буквально содрогнулось, а ее голос зазвучал так отрешенно, будто в ней что-то сломалось: – Ты видела его? Да он же совершенно не в моем вкусе! Как я только могла…
- Прекрати, Суви, - пробормотала я, вставая с дивана и направляясь к ней. Я положила руки ей на плечи и легонько встряхнула, заставляя ее посмотреть на меня. – Прекрати, - повторила я. – Тебе не в чем винить себя.
- Мне есть в чем себя винить, потому что я ничего не помню. Ни как мы ушли с праздника, ни как добрались сюда. Я понятия не имею, что произошло этой ночью. Я была так накачана спиртным, что совершенно отключилась.
- Он что-то сказал тебе утром?
- Что-то насчет того, что под маской холодной красавицы я настоящая дикарка, - с отвращением выдавливая из себя слова, произнесла Суви.
- Блин… Я не знаю, что сказать.
- Что тут скажешь? Я вела себя как последняя идиотка. Кого я обманывала вчера, говоря, что хочу выбросить Джейми из своей жизни? И как я только могла думать, что какая-то случайная связь поможет мне? – она всхлипнула и замотала головой. – Боже, прости меня, Ренесми. Я не хотела говорить, но чувствую, что не могу не поделиться хоть с кем-то.
- Суви, - я снова легонько встряхнула подругу за плечи. – Я рада, что ты сказала мне. Это ни в коей мере не повлияет на мое отношение к тебе, разве ты не понимаешь? И ты вовсе не идиотка, - грустно прошептала я. – Поверь, я вела себя еще хуже, когда от меня ушел Дэниэл.
Суви невесело рассмеялась.
- Я знаю, что ты не такая, Несс. И что ты вела себя в разы достойнее. Я восхищаюсь тобой, потому что ты бы никогда не позволила Джейми так с собой обойтись. И ты никогда бы не бросилась в постель к первому встречному, просто потому, что ты уважаешь себя. Ты сильная, а я просто… - она снова всхлипнула.
- Суви!
- Прости, просто я… - теперь она заплакала. По-настоящему. Я никогда не видела, чтобы Суви плакала. Так. Я почувствовала, что у меня разрывается сердце от сострадания к ней. Мне ли не знать, как она должна чувствовать себя в такой момент? Ее парень бросил ее, изменил ей, а она продолжает думать о нем…
- Я ненавижу себя за то, что я думаю о нем, - пробормотала она, сквозь слезы. – Я ненавижу себя за то, что назло ему я изменила себе. Я бы никогда не переспала с первым встречным… Никогда раньше… Боже, мне так стыдно, Несс.
- Суви, послушай меня, ты не должна так казнить себя. Просто не должна.
- Ты не понимаешь… - прошептала она. Ее голос звучал приглушенно и дрожал. – Ты не понимаешь… Я чувствую себя так, будто я вся в грязи.
У Суви начиналась настоящая истерика. Едва ли не впервые в жизни я не знала, что сделать и что ей сказать. Я почувствовала, что мне банально не хватает жизненного опыта. Я понятия не имела, как мне достучаться до нее…
А потом, будто на меня снизошло озарение.
Правда за правду, разве не так? Суви было больно и стыдно, но она призналась мне, своей лучшей подруге, в своей слабости. Так почему же мне не признаться ей? Мне ведь также больно и стыдно. Разве она не поймет?
И я решилась. Я глубоко вздохнула, собираясь с духом, и прошептала:
- Ты спросила, где я была сегодня утром. Я ушла от ответа, потому что мне было стыдно признаться тебе, - тихо-тихо произнесла я. – Помнишь, что я рассказывала тебе о своем расставании с Дэниэлом? О том, что он причинил мне боль? Я не говорила тебе, но он изменял мне тоже. Пусть после того, когда ушел от меня, но я тогда не знала этого…
Я почувствовала, как Суви затаила дыхание.
- Всю прошлую ночь я провела с Дэниэлом. И поверь, у меня гораздо больше причин ненавидеть себя, чем у тебя.

[Natella]

Глава 58. Скала. Она

- Ты уверена, что все будет в порядке? – с сомнением спросила Суви, вертя в руках свой паспорт и билет.
- Конечно, - стараясь вложить в свой голос как можно больше беспечности, произнесла я. - Ну, в самом деле, я же не маленький ребенок, Сув. И мне это не впервой. Конечно, я справлюсь.
- После того, что ты рассказала мне сегодня, я то и дело хочу позвонить маме и предупредить ее, что не прилечу.
- Глупости! Ты должна полететь. Родители ждут. Твоя сестра тоже ждет. И я же вижу, что ты сама ужасно соскучилась по своей семье и жаждешь встречи с ними, - увещевала я подругу. – Ну, что ты будешь делать, оставшись в Лондоне на все каникулы? Охранять меня, чтобы Дэниэл не приблизился ко мне ни на шаг? Так поверь, таких охранников у меня полная семья. Но, – я сделала выжидательную паузу. – Даже это его не останавливает, когда он что-то вбивает в свою голову.
- Но я – это другое!
- А вот тут ты права, - я улыбнулась и порывисто обняла Суви, чувствуя, как ее тоненькие руки обнимают меня в ответ. – Ты – единственная в своем роде. Помни об этом, когда будешь соблазнять скандинавских викингов под бой курантов.
Как я и ожидала, Суви засмеялась. Даже не знаю почему, но ее всегда забавляли мои попытки шутить о парнях из ее родной Финляндии.
- Я думаю, соблазнения с меня хватит, - все же заметила она, отстраняясь от меня, и корча страдальческую рожицу. - Лучше я на время оставлю в покое свою личную жизнь.
Не успела Суви договорить, как динамик разнес по аэропорту женский голос, объявляющий повторную посадку на ее рейс.
- Ну, давай же, а то опоздаешь! – поторопила я подругу.
- Несс, ты уверена? – кусая губу, наверное, в сотый раз произнесла она. - Я все еще могу остаться.
- Я хочу, чтобы ты поехала!
- Обещай звонить мне, если я тебе понадоблюсь.
- Конечно.
- И обещай, что сходишь на вечеринку с Джеммой.
- Обещаю, - нехотя согласилась я.
Мы еще раз крепко обнялись.
- Спасибо, что выслушала меня сегодня, - пробормотала я.
- Спасибо, что ты выслушала меня сегодня, - повторила за мной Суви. – Если бы не ты, я бы совсем расклеилась.
- Ты бы справилась со всем и без меня.
Суви ничего не ответила, лишь с сомнением покачала головой и грустно улыбнулась. А потом подняла с пола свою сумку.
- Ну, все, - произнесла она. – Я позвоню, когда приземлюсь в Хельсинки.
Я кивнула.
- Счастливого пути.
- Ты как скала, помнишь? Невозмутимая и неприступная, - сказала напоследок подруга.
- Да уж, помню.
Как только Суви повернулась ко мне спиной и зашагала по длинному проходу на паспортный контроль, вся моя веселость улетучилась. Я почувствовала, как медленно, но верно сползает с лица улыбка, на душе становится неспокойно, а в сердце снова настойчиво стучится одиночество. Кажется, только-только я смогла найти того, кто понял меня всю, без остатка, и вот снова одна. Один на один с самым главным страхом – не устоять там, где я должна быть как скала…
Не отрывая глаз от удаляющегося силуэта подруги, я размышляла, почему не поговорила с Суви раньше. Сейчас мне было очевидно, что она – единственная, кто в полной мере понял природу моего страха. Она поняла его лучше, чем кто бы то ни был, просто потому, что сама испытывала нечто подобное. И пусть на первый взгляд наши ситуации разнились, но если заглянуть в них глубже, то становилось понятно, что их суть одна – есть вещи, против которых ты обязана устоять, даже когда тебе больше всего на свете хочется им поддаться.
Сегодня днем, выслушав мой сбивчивый рассказ о Дэниэле, максимально приближенный к реальности, включающий врагов Калленов из семьи Вольтури, измену Дэниэла, его сговор с моим папой, в попытке выкинуть из моей жизни Алека, и прочих занятных деталей моего существования, за исключением упоминания о сверхъестественном происхождении всех участников этой мелодрамы, Суви искренне посочувствовала мне. Но не так, как это могла сделать Белла или кто угодно другой из тех, с кем я была близка. Она посочувствовала мне так, как я в этом нуждалась – как двадцатилетняя девчонка восемнадцатилетней девчонке. Без опыта вечности позади, без счастливого замужества в кармане, без веры в то, что столетия лечат раны. Максималистка по натуре, она яростно обрушила всю силу своего дружеского негодования на Дэниэла, на Алека, на Эдварда, но смогла найти такие слова, чтобы возвысить над ними меня. Без жалости, без обвинений, без осуждения… Она смогла убедить меня в моей невиновности, и, кажется, даже сделать чуточку сильнее. Просто потому, что она моя подруга. Просто потому, что для нее я – всегда правая сторона. Просто потому, что она тоже девчонка, во многом такая же как и я. Поэтому, понимать, что на несколько недель я буду лишена полноценного общения с ней, было для меня своего рода испытанием на прочность.
Когда тоненькая фигурка Суви окончательно скрылась из виду, я заставила себя сдвинуться с места. Засунула руки в карманы пальто и, лавируя между толпами пассажиров и встречающих, уныло поплелась к выходу из аэропорта.
На улице в этот вечерний час было темно и холодно. Порывистый ветер гнал по небу низкие облака, больше похожие на сизый дым. Снова срывался снег. Выходя из здания, я плотнее запахнула пальто и потуже завязала шарф, посетовав, что не додумалась взять с собой шапку. Не теряя времени даром, я почти бегом добежала до площадки такси и юркнула на заднее сиденье автомобиля. Я назвала водителю адрес общежития, и, отогреваясь в теплом салоне, удобно расположилась на мягком сидении. Когда аэропорт остался далеко позади, я достала из кармана телефон и впервые за весь вечер позвонила маме.
Белла сняла трубку буквально через пару секунд.
- Мам, привет, - произнесла я бодро. – Слушай, ты не будешь против, если я сегодня останусь в городе?
- Что-то случилось? – осторожно спросила она после короткой паузы.
- Нет. Просто будет вечеринка, на которую мне бы хотелось сходить.
- Ты пойдешь сама?
- Неа, с Джеммой. Мы поедем из общежития.
- Ты могла бы поехать из дома. Мы с папой отвезем тебя.
- Ну, мам, - протянула я. – Я не успею вернуться в Грейшотт и обратно по городским пробкам. Я переоденусь у Суви. У меня там осталось кое-что из вещей.
- А она, кстати, уехала?
- Да, я как раз возвращаюсь из аэропорта.
- Несс, может быть будет лучше, если ты…
- А папа дома? – нетерпеливо перебив маму, спросила я.
- Нет, он охотится. Но скоро должен вернуться.
- Хорошо. Тогда давай сделаем так. Я иду на вечеринку с Джеммой, как и планировала. Но если мне вдруг станет там скучно и захочется домой, я позвоню тебе или папе, и вы заберете меня.
- Договорились, - с явной неохотой согласилась Белла.
- Целую, мам, - поспешила я прервать разговор, пока она не передумала.
- Береги себя.

[Natella]

Мне кажется, я тысячу лет не выбиралась никуда с Джеммой. Было время, когда мы с ней были неразлучны, и гуляли почти каждые выходные. Но все это давно прошло. Точнее, тогда, когда у меня появился Дэниэл, и я перестала посещать шумные тусовки, без которых не мыслила свое существование Джемма. А она так и жила эти два года – порхая с вечеринки на вечеринку, каждый день заводя новых друзей и так же быстро о них забывая.
Сегодня вечером «самую важную пост-рождественскую пати во всем Лондоне», по версии моей взбалмошной подруги, устраивали в одном заведении, которое в последнее время чаще других появлялось в обзорах светской хроники в журналах. Если бы не обещание Суви, я бы ни за что не пошла туда. Не только потому, что я терпеть не могла пафосных дамочек, которые были там завсегдатаями, но и потому, что в таких местах я часто просто терялась. Раньше я посещала их только с Дэниэлом. И с ним все было просто и легко, потому что он знал всех и его тоже все знали. И не было никакой неловкости, косых взглядов, снобистского презрения…
Понятно, что Дэниэл в прошлом. Но если уж мне нужно было пойти в подобное заведение, я бы предпочла сделать это вместе с Суви – я бы схватилась за ее руку и не отпускала весь вечер. Но на Джемму положиться в этом деле было нельзя. Я знала, что при первых же звуках какой-нибудь «сумасшедше модной песни, под которую танцуют все в Лондоне», она оставит меня одну и отправится на танцпол. Или пойдет знакомиться с каким-нибудь приглянувшимся ей парнем. Или позировать фотографам…
Разряженая в пух и прах Джемма зашла за мной, когда на часах было около 11. Я как раз успела переодеться в одно из своих старых коктейльных платьев, которые так и не забрала из шкафа Суви, собрать волосы в высокий хвост и слегка подкраситься. Судя по осуждающему взгляду Джеммы, она ожидала от меня больших усилий.
- Несс, ну честное слово, тебе обязательно надевать это старье? – прохныкала она, скептически рассматривая мое платье. – Давай я одолжу тебе что-нибудь из своих вещей.
- Джем, ну, я же не на прием к королеве собираюсь, - улыбнулась я, разглядывая свое отражение в зеркале и оставаясь вполне довольной увиденным. – Это всего лишь вечеринка.
- «Всего лишь вечеринка», - передразнила она меня. – Ты хоть знаешь, кто там будет? Тот красавчик из «Челси», который забил гол в финале Лиги Чемпионов, и Майкл Донован, и Саймон Стил.
- Мммм… Эти имена должны мне что-то говорить?
- Иногда мне хочется как следует тебя стукнуть, - с раздражением ответила Джемма, но все же не удержалась и кисло улыбнулась.
Мы приехали в клуб к двенадцати. Несмотря на холод, вокруг собралась тьма народу, ожидающая своей очереди. Едва я успела подумать о том, что на таком морозе обморожу все свои конечности, но сначала убью Джемму за то, что она заставила меня надеть туфли вместо ботинок, как она схватила меня за руку и невозмутимо прошествовала мимо охранников к входной двери. Я думала, нас сейчас с позором отправят в конец очереди, но была потрясена – никто даже и не думал нас останавливать!
- За то время, что я тебя не видела, ты стала звездой? – шепнула я ей, когда мы сдавали верхнюю одежду в гардероб.
- У меня хорошие связи, - сверкнув белозубой улыбкой, ответила она, явно довольная собой. А потом почти покровительски добавила: – Пошли. Покажу тебе настоящую ночную жизнь.
Мне осталось только театрально вздохнуть, выражая восхищение, и последовать за ней.
В огромном зале яблоку было негде упасть. Музыка буквально оглушала. Огромные прожекторы слепили глаза. Но Джемму все это ничуть не смутило.
- Возьмем чего-нибудь выпить, - капризно пробормотала она, снова беря меня за руку. Прекрасно ориентируясь и без труда прокладывая путь между извивающимися под электронные звуки парнями и девчонками, она потащила меня за собой в глубину зала.
Как я успела заметить, клуб представлял собой огромную площадку в форме буквы «Т». Чтобы попасть к бару и огороженной территории со столиками, нужно было пройти весь танцпол от начала до конца. Я уже открыла было рот, чтобы сказать Джемме, что для «самого крутого заведения во всем Лондоне» планировка абсолютно идиотская, как вдруг застыла, не веря своим глазам…
Увиденное мною было так неожиданно и невероятно, что в тот миг я действительно не была уверена, что происходящее не явилось плодом моего воображения. Чтобы убедить себя, что не сплю, я несколько раз моргнула, но видение не исчезло. И я тут же почувствовала, как подтверждая реальность случившегося, моя спина и руки покрываются волной предательских мурашек.
Я не знаю, что помогло мне удержаться на ногах.
Вернее, что помогло мне удержаться от того, чтобы броситься наутек, наплевав на Джемму, обещание Суви и уважение к самой себе. Потому что еще до того, как мои глаза попали в плен золотистых глаз Дэниэла, я знала, что бежать было бы самым разумным действием с моей стороны в данной ситуации.
Да что там, в любой ситуации, когда он оказывался в одном помещении со мной!
Когда он посмотрел на меня в упор, а я не смогла отвести глаз, на меня обрушился ступор. Привычная, но оттого не менее унизительная реакция моего тела тоже не заставила себя ждать. В один момент громыхающая музыка, плотный дымный воздух и толпы людей растворились в небытии. Все органы чувств сконцентрировались на источнике энергии, вызывающем нечто похожее на опьянение, а в животе начал расползаться тугой комок невесомости. И если бы не Джемма, которая все так же неумолимо тянула меня за собой, я бы наверняка застряла на одном месте или даже грохнулась бы на пол. Но вместо этого, я все ближе и ближе приближалась к бару, а значит…
А значит и к своему кошмару!
«Ну что за наказание?» - вихрем пронеслось в моей голове, пока я лихорадочно пыталась вырваться из эмоционального оцепенения и найти в себе силы не спотыкаясь следовать за Джеммой. Среди тысяч мест в городе, из десятков клубов в районе, в окружении нескольких сотен гостей, первый, кого я увидела сегодня вечером – это Дэниэл! Он во всем своем мрачном великолепии сидел у бара, глядел на меня во все глаза и, надо признать, на вид был также потрясен встречей, как и я.
- Садись, - перекрикивающий музыку голос Джеммы прорвался в мой мозг, когда мы подошли к длинной барной стойке, и меня от Дэниэла стали отделять всего каких-нибудь пять метров и примерно семь высоких стульев. К счастью, наш визуальный контакт с ним оборвался где-то на полпути, так как толпа в клубе на самом деле была невероятная и долго находится в поле зрения друг друга было просто невозможно. Но каждой клеточкой, каждым волоском и ноготком своего тела я могла ощущать его присутствие в опасной близости от меня.
- Ну же! – прикрикнула на меня Джемма, и я спохватилась, что веду себя как заторможенная и все еще стою как истукан, тогда как подруга какими-то невероятными маневрами добыла для нас два свободных места у бара и теперь настороженно смотрит на меня, видимо прикидывая, в своем ли я уме.